Судьба адмирала Колчака. 1917-1920 - [42]

Ранней весной 1919 года надежды на успех казались самыми радужными. Восстание социал-революционеров и меньшевиков на Закавказской железной дороге, поддержанное маленьким британско-индийским отрядом, ослабило власть большевиков на окраинах Российской империи. На Каспийском море господствовала флотилия ветхих канонерок ВМС Великобритании. В Закавказье defacto признали независимость Грузии и Азербайджана. Финляндия и страны Балтии – Эстония, Латвия и Литва – были охвачены борьбой, которая, несмотря на неопределенность, казалось, должна была закончиться поражением Советов.

Разумеется, это были периферийные театры военных действий интервенции, но и в трех ее главных секторах, когда против Москвы предпринимались совместные действия, дела шли неплохо. На севере войска Мурманско-Архангельского анклава – около 12 тысяч британцев и 11 тысяч интервентов других национальностей – подлежали выводу во время короткого лета, когда море освобождается ото льда, однако планировалось, что до того, как покинуть Заполярье, они, с помощью добровольческих подкреплений, совершат бросок на юг и осуществят давно лелеемую мечту о соединении с сибирскими армиями.

В первые четыре месяца 1919 года главными новостями из Советской России были известия о разгроме французов. Разными путями Франция высадила на черноморском побережье примерно 70-тысячный военный контингент[30], и только для того, чтобы сломя голову эвакуировать его, как только стало ясно, что откусили больше, чем могли проглотить. Через несколько дней после эвакуации из Одессы пал Севастополь и бежал почти весь базировавшийся там Черноморский флот[31]. Однако подальше к востоку Деникин упорно укреплял плацдарм на Дону, а в начале мая бросился в наступление на Москву.

Правда, фаворитом в гонке, целью которой была столица, по широко распространенному мнению, несомненно, был Колчак. К концу апреля его войска, начав наступление на 240 километрах фронта, продвинулись на 200 километров на севере и на 400 километров в центре.

В марте Нокс доложил, что генерал Каппель, чья армия была выведена в резерв, «боится опоздать к захвату Москвы», но адъютант Нокса полагал, что «превосходный корпус Каппеля <…> если поторопится, то, вероятно, прорвется к Москве». В меморандуме министерства иностранных дел от 6 июня подтверждалось, что «мы ожидаем широкого наступления на русское советское правительство, а потому наша основная помощь, финансовая и всякая иная, должна быть направлена в Сибирь».

Вопрос, признавать ли омское правительство, и если да, то в какой форме, периодически занимал умы парижских миротворцев, хотя военные достижения верховного правителя до некоторой степени нивелировались сомнительной репутацией его политического руководства. В конце концов решили принять условия, на которых правительства Антанты и присоединившихся к ней держав, некоторые из коих «в данный момент вынуждены вывести свои войска из России и резко сократить свои расходы», «подготовились бы вновь оказывать помощь».

Эти условия были сформулированы в официальном сообщении, которое подписали Клемансо, Ллойд Джордж, Орландо (за Италию), Вудро Вильсон и принц Сайондзи (за Японию). Сообщение телеграфом отправили в Омск в конце мая. Коалиция склонялась к тому, чтобы «снабжать правительство Колчака и его партнеров военным имуществом, боеприпасами и продовольствием, а также помочь утвердиться в качестве Всероссийского правительства, при условии получения определенных гарантий того, что они ставят те же цели, что союзные государства». Эти цели – «дать возможность русскому народу восстановить контроль над своими делами через свободно избранную Государственную думу ради восстановления мира в России; разрешить все спорные вопросы по границам Российского государства и его отношениям с соседями через Лигу Наций для восстановления мира вдоль границ России».

Три из восьми требуемых гарантий касались второй из названных целей и должны были обеспечить автономию Польши, Финляндии, стран Балтии, Кавказских республик и Бессарабии. От России требовалось вступление в Лигу Наций. Колчак также должен был принять обязательство выплатить национальные долги России, от которых отреклись большевики. Необходимо было обеспечить гражданские свободы, провести земельную реформу и местные выборы. И может быть, самой интересной особенностью документа, в остальном имевшего лишь чисто теоретическое значение, является оптимизм первого условия: «Как только они (белые) достигнут Москвы., они должны созвать Учредительное собрание».

Колчак ответил 4 июня. Лидеры союзных государств нашли формулировки его ответа, в общем, удовлетворительными, хотя впечатление от заверений в «восстановлении законности и порядка и обеспечении личной безопасности преследуемого населения» было смазано уже некоторое время приходящими из Красноярска сообщениями разведки. Полномочный представитель верховного правителя генерал Розанов установил в Красноярске режим террора и без суда казнил огромное количество заложников.

Если бы Колчак был – как, скажем, Керенский – выскочкой, его неумение выбирать подчиненных удивляло бы меньше, но ведь он долгое время был незаурядным морским командиром, и его несостоятельность как верховного правителя, неспособность отличить плохого человека от хорошего необъяснима. Полковник Уорд писал об омских министрах: «Среди них нет ни одного, кому я мог бы доверить самое незначительное дело». Начальником штаба у Колчака был молодой полковник Лебедев, откомандированный Деникиным и имевший в Сибири больше власти (коей он злоупотреблял), чем кто-либо другой. Когда Нокс спросил Колчака, почему тот продолжает держать на ключевом посту столь сомнительного типа, адмирал ответил: «Потому что я могу быть уверен, что он не воткнет мне нож в спину». «Колчак забывает, – прокомментировал Нокс, – что человек, занимающий этот пост, должен обладать более положительными качествами».