Суд - [20]

За спиной Арсентьева скрипнула дверь, он обернулся и увидел Глинкина. Присев как-то боком к маленькому столику, Глинкин сказал тихо:

— Берите протокол…

— Камни заговорили, — усмехнулся Арсентьев несколько раньше времени. Протокол допроса, однако, пододвинул к себе. — Ну, Семен Григорьевич, — вперед…

— Я признаю взятку у Ромашкина — он вручил мне те двести рублей при встрече…

— У кинотеатра «Октябрь»? — быстро уточнил следователь.

— Это не имеет значения. Главное не это. Главное, что были взятки еще. Но самое главное, что я делился с товарищем Лукьянчиком.

Арсентьев перестал писать и взглянул с интересом.

— Пишите, пишите, пока я не передумал… делился с товарищем Лукьянчиком.

— Повторите это на очной ставке?

— Всенепременно.

— Какие взятки еще признаете?

— Это потом, потом… На сегодня — все. Я сделал нелегкое для себя признание, достаточно долго мучился и теперь хотел бы вернуться в камеру.

— Но у меня есть вопросы, — возразил Арсентьев.

— Потом, Дмитрий Сергеевич, потом. Сейчас — в камеру.

Оформив протокол допроса, Арсентьев вызвал конвой, и Глинкина увели.

Вот так номер! Лукьянчик! Арсентьев вспомнил анонимку — нет, нет… это ничего не значит!

Секретарю горкома Лосеву всю эту историю докладывал районный прокурор Оганов. Присутствовавший при этом прокурор города Гурин сидел сбоку и, скосив глаза, наблюдал, как секретарь слушает, и удивлялся, что тот не выказывает ни малейшего удивления. Еще в самом начале доклада Лосев встал и, бросив «продолжайте», прошел к сейфу, вернулся оттуда с папкой, положил ее на стол перед собой, развязал тесемки, откинулся на спинку кресла и прищурил глаза… Когда Оганов умолк, Лосев спросил жестко:

— Ваши предложения?

Оба прокурора промолчали.

— Основания для ареста Лукьянчика есть? — спросил Лосев.

— Необходимо провести следственную работу… — прогудел Оганов.

— Наконец зашевелитесь? — голос Лосева опасно зазвенел. — Я-то вам не указчик, но как коммунист у коммунистов я спросить могу: если бы вы не получили бумагу из Москвы, долго бы еще Глинкин орудовал у всех нас под носом?

— Не мы одни, Николай Трофимович… — начал было Оганов.

— С другими у меня будет особый разговор, и над ними я властен, а вы, товарищи законники, разве можете быть только регистраторами преступлений? Слово такое — «профилактика» — я от вас часто слышу. А где же в данном деле профилактика? Ведь что получается? Если бы преступник со стажем Глинкин не пожалел нас и не сознался, все стояло бы на мертвой точке? Ведь вы чуть ли не хвастались — четыре протокола с отказом Глинкина давать показания! Вот какие мы регистраторы-демократы! Что, не так, что ли?.. Знаете, на кого мы с вами сейчас похожи? На лежачие камни, под которые, как известно, вода не течет. Мы даже не используем тех средств борьбы, которые у нас есть в руках. Месяц назад у меня на приеме был коммунист, каменщик со стройки. Рассказал, что на их стройке уже многие годы процветает нарушение финансовой дисциплины. Мы, говорит, уже давно у себя об этом говорим, но, бывало, еще Лукьянчик на это сильно сердился и говорил — хотите быть зрячее и умнее начальства, которое все знает?.. Ну вот, я потом спросил у народного контроля — что у них есть по этому стройуправлению? — Лосев хлопнул ладонью по лежавшей перед ним папке: — Вот! Целая папка! Чего тут только нет! Приписки, подчистки в финансовых документах. Фальшивая сдача неготовых объектов. Выплата денег мертвым душам с последующим их присвоением. И еще, и еще… Ведь нужен был только один телефонный звонок, и материал у вас. Но почему это до моей просьбы лежало камнем на дне болота? А? Председатель народного контроля говорит: мы однажды мылись в бане с товарищем Гуриным. Помните это, товарищ Гурин?

— Вроде припоминаю, — смущенно отозвался Гурин.

— Слава богу… Поскольку как раз тогда Лукьянчика снова выдвинули в депутаты, вы, попарившись в бане, решили, что вины за ним вроде не должно быть. Так? Молчите? Неловко, конечно… А мне, вы думаете, ловко? Да одно то, что наш Лукьянчик несколько лет держал своим замом афериста, якобы ничего не замечая и не подозревая. Теперь вы знаете, они орудовали вместе. А поговорили бы со вдовой прежнего предисполкома — она имени Глинкина не может слышать, ее покойный муж говорил о нем — прохвост. А молчал потому, что Глинкин оглушил всех высокими рекомендациями, и еще потому, что после операции собирался спокойно уйти на пенсию… Вот так… Любопытно, а был ли у Лукьянчика инфаркт на самом деле? Свяжитесь-ка с профессором Струмилиным. И вообще — не тяните!..

На следующей неделе Гурин доложил Лосеву о проведенной прокуратурой следственной работе по Лукьянчику — были все основания оформлять привлечение его к уголовной ответственности.

— Я все думаю про лежачий камень… — пробасил присутствовавший при этом Оганов. — Точно, это уж точно, Николай Трофимович. И самое обидное, что мы ведь тоже ниточки к Лукьянчику имели.

— Что это за ниточки? — сердито спросил Лосев.

— Началось со всяких нечистых дел в жилищных кооперативах. По этим делам мы его даже приглашали к себе. Признал, что в кооперативы пролезают всякие темные личности, но и оправдывал это. Но главным виноватым выставлял, между прочим, Глинкина.