Стяжание духа - [37]

Однако от момента перехода "менталитета интуиции" Отцов Церкви к менталитету вероисповедания протекает не иначе, как через антиномию "человеческого слова", доходящего даже у представителей высшей иерархии католичества до рационалистического "свидетельства" Воскресения, которое в силу информационно-технологической революции, подменяется сущностно технической терминологией, которая потому и не раскрывает явления Чуда, о котором есть свидетельства Отцов Церкви. Фактически это означает подмену "благодати" конструкциями протестантско-католического толка, как это излагается кардиналом Й.Рацингером:

"Но не имеет ли тогда воскресение вообще никакого отношения к материи? И не становится ли “Последний День” совершенно беспредметным именем, если жизнь, по зову Божию,— вечна? Если космос есть история, и материя представляет собою момент в истории духа, то существует не какая-то нейтральная промежуточность между материей и духом, но финальная “комплексность”, в которой мир обретает свою Омегу и свое единство. Существует и финальная форма взаимосвязи материи и духа, в которой исполняется судьба человека и мира, — пускай мы сегодня и не можем определить или описать этой формы. Существует и “Последний День”, в который исполнится судьба каждого отдельного человека, потому что исполнилась судьба человечества.

Цель христианина — не его частное блаженство, но плерома. Он верует во Христа, и потому верует в будущее мира, а не просто в собственное будущее. Он знает, что это будущее превышает то, что сам он может создать. Он знает, что существует смысл, который он был не в силах разрушить. Но должен ли он вследствие этого сидеть, сложа руки? Напротив — поскольку он знает, что существует смысл, он может и должен радостно и неустрашимо осуществлять задание истории, даже тогда, когда на своем маленьком участке ему будет казаться, что это лишь сизифов труд, и камень человеческой судьбы — опять и опять, поколение за поколением — будут втаскивать наверх, чтобы опять и опять он скатывался вниз. Кто верит, знает, что движение направлено “вперед”, а не по кругу. Кто верит, знает, что история — не ковер Пенелопы, который ткут лишь затем, чтобы потом опять распустить. Быть может, и христиан одолевают те кошмарные сны страха и тщеты, и бессмысленности всего, под воздействием которых дохристианский мир создал такие сильные образы страха перед бесполезностью человеческой деятельности".

Вот почему свидетельства "ментальной интуиции" Отцов Церкви несут на себе не сухие факты логистики, но являют собой "диалектику милосердия " в христологическом изложении фактов воскресения и благодарения (Евхаристии). Великий современник св. Григория Нисского и его брат, св. Василий Великий оставил немало трудов, в которых рассматривали анастасические вопросы. Св. Василием Великим было разработано развитое впоследствии христианскими подвижниками учение о сверхчувственном, духовном “свете”, являющемся одним из существеннейших атрибутов будущего тела воскресших праведников. Интересно отметить встречающееся у св. Василия Великого утверждение, что евангельские слова о “многих обителях” (Ин. 14, 2) означают не что иное, как разницу в “светлостях святых” (ч. II, с. 154). Предуказанием же этого служит светлость Божьего явления, т. е. именно то, что впоследствии поставляется в центре всех мистических созерцаний христианских аскетов-подвижников. Озарение и просвещение неприступным светом Божества, по мысли св. Василия, отождествляется с “разумением Сущего и созерцанием Его”, так как “Сам Бог будет для праведников вечным светом, озаряя их сиянием Своей славы” ( ч. I, с. 216, 249). Св. Василий учит о действии Духа Святаго не только в виде благодатного влияния на просвещаемую Им душу, но и в смысле сугубого воскрешающего воздействия. Воскресение будет особого рода творчеством Духа Святаго: “В Писании находим три рода творений: одно, первое—приведение из небытия в бытие; второе—изменение из худшего в лучшее, и третье—воскресение из мертвых”, или, другими словами, творение, крещение и воскресение. Св. Василий Великий, несомненно, пользовался с целью нравоучений установленным в его время пасхальным догматом. Например, в его 67-м правиле говорится: “имеющим несомненную веру в воскресение из мертвых, не свойственно скорбеть об усопших” (ч. III, с. 362). Утешая скорбящих, св. Василий исходит из догмата воскресения, как твердо установленного, эсхатологического факта (ч. IV, с. 58; ч. VII, с. 290).

15.Воскресение действием Святого Духа

Итак, существует спасительный и преображающий голос факта "ментальной интуиции": “Мужайтесь, ибо Я победил мир” (Ин 16. 33). Новый мир, представлением которого в образе Небесного Иерусалима заканчивается Библия, есть не утопия, но достоверность свидетельств "ментальной интуиции" Отцов Церкви, навстречу которой мы идем в вере. Существует искупление мира — таково глубокое убеждение, которое поддерживает христианина и служит ему уже сегодня подтверждением ценности христианской веры.

И здесь не следует путать восхищаемое с чаемым, проявление которого служит форма самой алогичности, т.е. Чудо. Когда философ П.А.Флоренский размышляет о Софии как Идеи Софии, уясняя смысл ее в "ино-идейном содержании", то непременно оперирует категориями русских религиозных философов с нарушением "принципа дополнительности", т.е. введением в арсенал самого домысла ни умысла, ни помысла, но лишней гипотезы о появления "Софии" в ее "идейном содержании". Когда священник Павел Флоренский пишет о "Софийной иконописи", пытаясь вложить такое свое философское содержание в предмет иконописи ѕ икону Новгородскую (прославление в1542г исцелением болящей) или Киевскую, то поневоле вынужден свидетельствовать о том, что ".. у свв. отцов под словом София…разумеется Слово Божие, Вторая Ипостась Пресвятой Троицы" (Там же стр.370). И тут свидетельства крупного и энциклопедически мощного философа П.А.Флоренского, и свидетельства самого священника Павла Флоренского входят как бы в противоречие с самой практикой святоотеческого предания, поскольку, например, в "Библейской энциклопедии" архим. Никифора за 1891г. вообще не обсуждается такой категории, а в "Полном православном энциклопедическом словаре" (репринтное изд. МП 1992, стр.2098-2099, т.II) София изображает Богоматерь, над ее головой Бог-Отец, а на руках младенец Христос, как олицетворение Божественной Премудрости. Так ментальное воплощение самой иконы, как благодати, остается чистой и незапятнанной от философских домыслов восхищаемого.