Стяжание духа - [38]

Ведь в деле восстановления человека Святой Дух является главным действующим Лицом, Почему и молитва перед иконой всегда начинается чтением или пением "Царю Небесный…", т.е. обращением к Святому Духу о созидании в нас храма Божия:

" Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?, –свидетельствует апостол Павел, – Ибо вы куплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших, и в душах ваших, которые суть Божии". В Евхаристическом каноне Церковь просит, чтобы Отец ниспослал Духа и чтобы Последний претворил хлеб и вино в Тело и Кровь Сына. Получается как бы некая подчиненность Духа Отцу и зависимость Сына от Духа Святого. Но все это означает не отрицание равночестностей Ипостасей в Боге, а проявление любви Божией к человеку. Ведь недаром святитель Григорий Палама свидетельствовал, что "телесность преображается еще здесь на земле Силою Святого Духа и живет жизнью будущего века". Вот почему, склоняясь ниц перед святым престолом священник и дьякон троекратно творят земные поклоны, мысленно произнося: "Господи, иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час Апостолом Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас молящихся"! Человек становится, тем самым, храмом, потому что он собирается в "ментальностисвоейинтуиции" вокруг Христа и Богородицы, становясь жилищем Святого Духа, новым Центромѕ милосердия и любви , в которых обнажается до дна бессмысленная суета и нестерпимая мука нашей жизни в ее логическом истолковании алогическими средствами, т.е. в сердце человека происходит возникновение по благодати Духа Святого такой формы Божественной энергии , в которой смысловая изваянность сущности неотделима от самой сущности, но отлична от нее, являя в этот миг тождество логического и алогического, просветляющего тем самым смысл апофатического анализа. И тогда одномоментно в слове, конструирующем смысловую изваянность предметной сущности, возникает не субъективное и психологическое, но сам предмет стяжания Святого Духа как свидетельство факта в его новой смысловой значимости.

Так "ментальностьсвоейинтуиции" вокруг Христа и Богородицы, становясь жилищем Святого Духа, связывает уже не восхищаемое, а чаемое в неразрушимое смысловое единство, т.е. в парадигмы чаемого, фиксируя с этого момента объективные события в их новой предметной сущности, в новом просветленном предметном виденье.

В анастасическом учении св. Григория Богослова содержится ярко выраженная мысль о мистическом просветлении человеческой природы Духом Святым и одновременно с этим — идея “обожения”, которой уделяется много внимания и которая рассматривается как таинственное воссоединение человеческой природы с Самим существом Божиим. В соответствии с этой идеей уже самая смерть благодетельна, потому что дает возможность праведнику соединиться с Богом (ч. IV, с. 105). Через смерть душа праведника, этот “свет”, заключенный как бы в пещеру тела, преисполняется “чистейшим и совершеннейшим осиянием Творца” (ч. I, с. 288; ср.: ч. IV, с. 298);

“Обожение” есть залог будущего блаженства не только после смерти, но и в жизни будущего века, когда “Бог станет посреди спасенных, чтобы рассудить и определить, кто какой славы достоин и обители” (ч. III, с. 81—82). Признаком достигнутого “обожения” считается преисполнение божественным светом, преображающим человеческую природу по образу Христа Спасителя на Фаворе (ч. III, с. 81—82). “Обоженный” получает “озарение”, малое—в этом веке, но яснейшее—в будущем (ч. III, с.;154—155). Блажен тот, кто, расторгнув “плотское облако или покрывало”, успел приблизиться к Богу и “соединиться с чистейшим светом”, он блажен вдвойне — “по восхождению от этой жизни и по ждущему его “обожению” в иной” (ч. II, с. 177).

Разорвав "плотское облако или покрывало" в "ментальностисвоейинтуиции" человек входит в новую предметную сущность и ее понимание со всей множественностью, изменчивостью, неустойчивостью без которых не было бы и самого виденья вещи без потери исамого смысла Слова .

Св. Иоанн Златоуст, касаясь догмата о воскресении в своих проповедях, неизменно заканчивает анастасические темы выводами морально-назидательного характера.

Говоря о смерти, св. Иоанн Златоуст особенно ярко развивает мысль о том, что со времени совершённого Господом Иисусом Христом искупительного подвига самое существо смерти изменилось, и она претворилась как бы в некий сон, за которым последует пробуждение. “Прежде пришествия Христова,—говорит он,—смерть называлась смертью; но когда пришел Христос и умер за жизнь мира, то смерть уже не называется смертью, но сном и успением” (т. VIII, с. 346). Спящий, конечно, проснется, а “смерть есть не что иное, как продолжительный сон”. Отличие от обычного сна в том, что: “Если можно сказать нечто странное, то душа спящего как бы спит, а у умершего—бодрствует” (т. I, с. 1018—1019). Посмертное исчезновение тела—это лишь необходимый путь к его анастасической метаморфозе: “Бог разрушает наше тело, намереваясь его воссоздать, и сперва изводит живую в нем душу как бы из разрушенного дома для того, чтобы потом, воздвигнув его в лучшем виде, опять ввести в него душу с большею славой” (т. I, с. 1019).