Ступени жизни - [55]

Так я понимал свою задачу рабочей пчелки, собирающей нектар с буйно расцветающей вокруг меня жизни. Я даже не ставил перед собой вопроса о конечной цели — она была для меня светла и возвышенна: история метро. Светло и возвышенно рисовалось мне и будущее, к которому приведет осуществление этой цели.

Вот приходит ко мне молодой человек и приносит свою повесть о том, каким будет метро и что это значит. «Лестница-чудесница»… «Вы ступаете на первую ступеньку, и все. Она вас поднимает или спускает глубоко под землю. Если вы неаккуратно или неудачно встали, она поправит вас, подвинет вашу ногу… Вы стоите на платформе, ожидаете поезда, и воздушная волна, создаваемая им, вас освежает, и вы не чувствуете никакой подземной затхлости, хотя над вами двадцатиметровая толща земли».

Примерно так были описаны будущие прелести того, чего мы теперь не замечаем, пробегая по ступенькам эскалатора.

А это на самом деле было великолепно и захватывающе по сравнению с тем, что творилось тогда на улицах Москвы.

В прошлом веке в Москве ходили конки — зародыш общественного транспорта. Потом появился трамвай — тоже чудо того времени. Теперь это чудо превратилось почти в бедствие, особенно в центре, на Лубянской, ныне площади имени Дзержинского. В самом центре ее, на месте, где стоит теперь памятник «Железному Феликсу», был широкий нелепый фонтан. Фонтан бездействовал, а вокруг него проходили линии многих радиальных трамвайных маршрутов. Когда-то это, может быть, и было хорошо, но теперь эта «лубянская карусель» создавала и сулила в будущем такие пробки, которые грозили уличному движению города полной атрофией. И поэтому замысел строительства московского метро был, несомненно, мудрым, смелым и мужественным, в него можно было верить, и люди в него поверили.

Верил в него и я — чувствовал себя участником большой и интересной, государственной важности стройки, исторической важности стройки, потому что — как говорилось на большом и широком совещании в МК — «…московские тузы, «отцы города», с девяностых годов прошлого века вели разговоры о метро, но до самой революции так и не собрались ничего сделать. Да они и не могли этого сделать, а мы сделаем, потому что мы большевики. Это в порядке вещей. И сделаем по-своему, лучше, чем в других, капиталистических столицах. Это тоже в порядке вещей, потому что это строительство мирового значения, и трудности в порядке вещей, и нечего тут плакаться. Метро не входило в первый пятилетний план, оно вырастает на нем как одно из вещественных доказательств его пере — это надо понять! — и перевыполнения. А когда в плацкартный вагон входит безбилетный пассажир, да еще этакий солидный дядя, так наше метро, естественно, становится трудноватым и тесноватым. Но на то мы и руководители, чтобы все утрясти и предоставить новому пассажиру достойное ему место».

Вот какая это была стройка, являвшаяся к тому же нашим экзаменом на техническую зрелость — надо ведь было пройти под Москвой, под домами, под рекой и удержать все это на своих головах. Москва над нами. Разве можно было на такой стройке работать без страсти?

Я листаю теперь мои метростроевские материалы — и «минувшее проходит предо мною, волнуяся, как море-океан».

Вот листовка «Напишем большевистскую историю метро», на рисунке — выходящие из тоннеля поезда и приветствующий их метростроевец в брезентовой робе, с отбойным молотком на плече, и надпись: «Дадим первую линию метро к 17-й годовщине Октября».

Вот фотографии: Демьян Бедный, Безыменский и Бруно Ясенский в одной из шахт метро, Вс. Иванов, Л. Авербах, Б. Лапин и К. Горбунов беседуют с рабочими Метростроя, вот Вера Инбер и начальник Метростроя П. П. Ротерт.

А вот моя методразработка — «В помощь активу «Истории метро» — как вести дневник? «Здесь, как во всей работе по истории заводов, сама масса, творящая жизнь, обобщает свой собственный опыт, собирает и фиксирует его. Поэтому ведение дневников, концентрирующих производственный и политический опыт строителей метро, на данном этапе имеет особенно большое значение». И дальше — круг вопросов, охватываемых дневниками: партия и ее ведущая роль, роль инженера, лицо комсомола, интернациональные моменты, женщина на метро, быт и культура, метро строит вся Москва, метро строит весь СССР.

А вот и сами дневники, разные, всякие — и сухие до протокольности, и лирические до вычурности, литературной красивости и фальшивого энтузиазма («…в глазах наших искры затаенного смеха… этот смех прорвется в неистовый хохот веселья, в лихую пляску под гармошку, в звучную разливающую радость песню, если мы победим. А мы победим…»).

А вот дневники и серьезные, аналитические, отражающие характеры и общественные отношения людей, — дневники Савушкина, Акимова, бригадира бетонщиков Трушина и особенно очень обстоятельный дневник уже не молодого, вдумчивого человека, участника Гражданской войны, заведующего компрессорной станцией шахты № 18 М. Бондарева.

Вот он присматривается к молодому инженеру Вовикову. Сын кузнеца, он работал слесарем в депо, ездил в поездах помощником машиниста, попал на учебу, выучился на инженера-механика, имеет диплом, на метро работает третий год, выполнял ряд ответственных заданий по установке кранов, лебедок и других механизмов, «Но порой его из-за чрезмерной откровенности затирали, — замечает М. Бондарев, — и не пойму я, в чем тут дело». Он начинает присматриваться, изучать и видит, что затирает Вовикова директор цементного завода № 2 Шемет.