Строки, обагренные кровью - [39]
С ними он оставался до последних минут своей жизни. Вместе с ними бросался с винтовкой в руках в последние контратаки…
Он навсегда остался на крымской земле. Как остались здесь секретарь обкома комсомола Борис Домбровский, секретари Севастопольского горкома комсомола Саша Багрий и Надя Краевая.
Город-герой помнит своего пламенного агитатора секретаря обкома партии Федора Дмитриевича Меньшикова, который словом и личным примером в бою зажигал сердца защитников Севастополя.
«Замечательным пропагандистом был Федор Дмитриевич, — пишет в своих воспоминаниях секретарь горкома Б. А. Борисов. — Севастопольцы могли слушать его зажигательные речи без конца».
— Он был душой Севастополя, — говорят о Меньшикове его боевые соратники.
И. КОНДРАНОВ, Н. ПАНЮШКИН.
СКАЗАНИЕ О СЕВАСТОПОЛЬСКОМ МАЛЬЧИШКЕ
Дорогая десятка! Кто из вас останется жив, расскажите всем, кто в этой школе будет учиться; где бы вы ни были, приезжайте и расскажите все, что происходило здесь, в Севастополе. Я хочу стать птицей и облететь весь Севастополь, каждый дом, каждую школу, каждую улицу. Это такие мощные кулаки, их миллионы, нас никогда не победят сволочи Гитлер и другие. Нас миллионы, посмотрите. От Дальнего Востока до Риги, от Кавказа до Киева, от Севастополя до Ташкента таких кулаков миллионы, и мы, как сталь, непобедимы!
Черная зловещая громада танка приближалась к дому. Минута… Еще минута… Сейчас он врежется в дом, все сомнет, раздавит, уничтожит.
Валерик сжался в комок и забился в самый дальний угол комнаты. Но танк с грохотом проехал мимо и скрылся в темноте улицы.
И снова мертвая тишина. Будто вымерли люди в селе. Не хлопают ставни. Не скрипят ворота. Даже собаки не лают — всех перестреляли фашисты. Только луна, холодная, далекая, равнодушная, смотрит сквозь развороченную взрывом крышу. От ее взгляда еще холоднее Валерику.
— Папа… па-почка… — отчаянно всхлипывает он.
Несколько часов назад его отца убил фашист. Целую автоматную очередь выпустил прямо ему в грудь. Отец рухнул на землю, а Валерик бросился куда глаза глядят. Забрался вот в этот полуразрушенный дом, забился в угол…
Зубы выбивают мелкую дробь и никак, никак не могут остановиться. Страшно одному в темноте и холодно. Мартовский ветер гуляет по комнате.
Но что это? Шорох на улице. Будто шаги… Тихий-тихий шепот… Немцы? Может, ищут его?
— Сюда, Дика. Переждем здесь…
Нет, разговаривают по-русски.
Две тени внезапно появились в проеме окна и бесшумно спрыгнули в комнату. Луч фонарика скользнул по полу, ударил в глаза.
— Кто здесь?
— Это я, Валерик. Свой, русский…
К нему подошли двое. Один повыше, второй — совсем маленький, вроде мальчишка.
— Ты один? Что ты здесь делаешь?
— Сижу… Папку немцы убили… — всхлипнул мальчик.
Теплая, мягкая женская рука коснулась его лица.
— Ты же совсем замерз. Почему домой не идешь?
— Нет у меня дома… Мы с папкой в Черновицах жили, а мамка умерла, когда мне десять лет было… А мы сюда, в Крым, от немца бежали, хотели в Нижнем Чоргуне у дядьки жить, а он на фронт ушел воевать… — быстро-быстро говорил мальчик, будто боясь, что его не станут слушать. — Нет у меня никого. Один остался…
Возьмите меня с собой, а? Дяденька, возьмите. Вы не смотрите, что я маленький, мне уже тринадцать, я вам помогать буду! Я все умею! Буду воду носить, дрова рубить, печку топить…
— У нас, милый мой, печек нет. У другого «огонька» греемся, — промолвил хриплый бас. — И не проси, брат, не можем тебя с собой взять и точка!
— Да, Валерий, не детское это дело — с нами ходить, — добавил женский голос.
За окном снова прогрохотал танк, вдалеке хлопнули одиночные выстрелы, где-то совсем рядом послышалась гортанная немецкая речь. Все прижались к стене, женщина выхватила из кобуры пистолет, мужчина приготовил автомат.
«Партизаны они», — мелькнула у мальчика догадка.
Когда все стихло, женщина обратилась к спутнику:
— Ну что, пошли, Ибрагим?
И они двинулись к оконному проему.
— Дяденька, возьмите! Я знаю, вы — партизаны. Я с вами буду фашистов бить. Я сильный…
— Дробь, малец. Сказано нельзя, значит, нельзя и точка. Не поминай лихом, прощай!
— Хоть до конца села… можно?
— Ну, если до конца села, валяй, — махнул рукой Ибрагимов.
Осторожно выскользнув из дома, они огородами стали пробираться к лесу.
Распрощавшись с мальчиком, разведчики Илита Даурова и Ибрагим Ибрагимов скрылись в лесу. Валерик продолжал за ними идти, решив по их следам добраться до партизан. Он двигался осторожно, и ему казалось, что разведчики не замечают его. Но Ибрагимов вдруг резко обернулся:
— Ползешь?
— Ползу, дяденька Ибрагим…
— Вот чертенок… — выругался разведчик. — Мы же по-русски сказали тебе: не можем взять! Ну что еще не ясно?
— Ладно, Ибрагим, пускай остается. Ну куда он пойдет один, — заступилась разведчица.
Ибрагимов, пробормотав что-то невнятное, молча пошел вдоль берега реки. Илита и Валерик двинулись вслед за ним.
Шли они долго, забрались на какую-то высоту. Отсюда темным пятном виднелось село Старые Шули. Залегли за пригорком. Лежали долго, слушали грохот машин на шоссе, что-то отмечали на карте.
