Строители - [184]

— Нефедов, — представился я, — Виктор… Константинович.

— Ты вот что, Романов, нажми с кирпичной. К концу месяца нужно закончить… — Начальник участка что-то еще хотел сказать, но снизу уже звали его к телефону. Он ушел.

— Я хотел бы… — начал я заранее заготовленную речь, но Романов, как будто меня не было, тихо сказал:

— Ну, конец перекура. — Он первый поднялся, за ним пошли остальные.

Я остался стоять один на перекрытии.

Как обычно развиваются в таких случаях события? Есть несколько вариантов. Первый: я проверяю работу, нахожу, что кирпичная кладка идет плохо, указываю это бригаде; все соглашаются, и я завоевываю авторитет… Я проверил — кладка шла хорошо. Второй вариант — на стройке перебой с завозом материалов. Я организую все как следует, бригада это видит, благодарит за помощь… Но на стройку материалы поступали точно по графику. Может быть, механизмы? И кран работал отлично. Я попросту не был нужен на стройке, меня не замечали.

Так прошло несколько дней. Часто звонил начальник участка, требовал ускорить кладку.

— Ну что такое — восемь тысяч? — выговаривал он мне. — Это всего по четыреста штук на человека. Это он специально так делает! Вы его потрусите!

Я шел наверх «трусить» Романова. Внизу я много ему мог сказать, но, когда поднимался на четвертый этаж, где шла кладка, я молчал. Я никак не мог преодолеть психологический барьер, который отделял меня, только две недели назад каменщика, от прораба. Только что я был рядовым рабочим, был подчинен всем: звеньевому, бригадиру, мастеру и дальше всем по восходящей лестнице. «Витя, ты становись на этот простенок!», «Э нет, Виктор, на тот!», «Шестой ряд кирпича сними — плохо», «Вот сейчас хорошо!»

Это подчинение не было мне в тягость, вроде даже чувствовал я себя устойчивее в жизни. И вот прошло всего две недели, я защитил диплом. Напечатали на машинке несколько строк приказа, привели на стройку, сказали: «Командуй». А как это — «командовать», я не знал.

Даже кладовщица Маша и та спрашивала Романова, на какие часы заказывать раствор, — со мной никто не говорил.

Только один раз Романов и его помощник Василий (Васька, как его все звали), лохматый, дурашливый парень, обратил на меня внимание. Это случилось в прорабской во время обеденного перерыва. Мой рацион был тогда весьма ограничен — получки еще не полагалось, остатки стипендии на исходе — молоко и хлеб.

— Молочко пьют, — сказал, усмехаясь, Васька.

— Вегетарианец? — спросил Романов.

— Да, знаете…

Получку кассир выплачивал в прорабской. Бригада хорошо заработала, настроение у всех было повышенное, никто не уходил. Кассир начал прощаться.

— Извините, — сказал я. — Мне вы зарплату не привезли?

— Там что-то со штатным расписанием не в порядке. Бухгалтер сказал, что выплатит вам через неделю.

— Через неделю! — ужаснулся я.

— Ничего, — небрежно пряча получку в карман, сказал Васька, — папочка на молочко даст.

Но у Романова глаз был острее. Уже на улице он догнал меня:

— Может быть, возьмете? — Он протянул мне несколько красных бумажек. — Отдадите через неделю.

Сколько я одалживал у моего бывшего бригадира Миши, тут я не мог.

— Ну как знаете… Только напрасно.

Я должен был встретиться с Викой, отметить первую получку! Я остался дома, в своей новой пустой квартире. Но Вика пришла сама. Вытаскивая кульки и бутылку из сумки, она, смеясь, приговаривала:

— Я ведь первая к тебе позвонила в новую квартиру. Правда, Витя!.. Думал от меня удрать… Твое вино, посмотри, Витя, твое любимое.

Я сказал тогда Вике, что никогда этого не забуду. Что бы ни случилось, не забуду… Но я не сдержал слова.

Васька все упражнялся в остроумии на мой счет. Романов помалкивал. Как-то тихо мне сказал:

— Для вас было бы лучше перейти на другую стройку. Не получается тут.

Наверное, он был прав, но странное упрямство овладело мной. Я даже сделал Ваське замечание: «Шов у вас тут толстый, переложите…»

— Ты смотри, — удивился Васька. — Они (он всегда говорил обо мне во множественном числе) и в кладке разбираются. Может быть, покажете? — он протянул мне мастерок.

— Снимите два ряда, — повторил я.

Васька от изумления даже рот раскрыл.

— И не подумаю, — вдруг озлился он.

— Сними! — коротко приказал Романов.

Начальник участка все звонил, требовал больше кладки. Наконец меня вызвал начальник СУ, здоровяк и крикун.

— Слушай, парень, — закричал он, вытирая лицо не очень свежим полотенцем. — Ты когда-нибудь будешь давать кладку?! — Он не выслушал меня, минут десять кричал. Потом затих и с любопытством спросил: — Ты чего молчишь? Выдержка, да? Другой прораб на твоем месте уже бы чернильницу схватил. А? Вот бы мне так. Иди, и чтобы завтра позвонил, что четвертый этаж закончил.

— …Плохо, Витя, да? — сочувственно спросила Вика. — Знаешь, есть предложение.

Я даже не переспросил ее, выхода не было, нужно уходить.

— Почему бы тебе не показать Романову, Ваське, что ты сам каменщик, и, как говорили, отличный?

— Нет.

— Почему? Что, «голубая кровь» прораба не разрешает?

Пройдет три года, я вспомню это выражение — о «голубой крови» монтажника, я буду говорить Анатолию, а тогда я раздумывал.

…Утром я коротко сказал Романову, что встану на кладку. Он промолчал. Я не спешил, подал краном кирпич, расставил ящики с раствором, распределил работу. Это была знаменитая «четверка» моего бывшего бригадира Миши. Первой шла подсобница и раскладывала для меня кирпич на внутренней стороне стены, вторая подсобница расстилала раствор на наружной стороне. Потом должен идти я — брать кирпич с внутренней стороны и укладывать наружную версту. Таким же порядком я укладывал внутреннюю версту, третья подсобница должна была делать забутовку. Суть этого способа кладки заключалась в том, чтобы разгрузить каменщика от вспомогательных работ — создать как бы маленький конвейер кладки.