Строители - [174]

Снова я был наивен. Хотя объект, куда я через час приехал, находился от моего телефона километров за пятьдесят, прораб с тем же оттенком злорадного облегчения сообщил, что меня просили срочно позвонить в контору. То же самое было на второй и на третьей площадке.

Только раз в жизни телефонные звонки от меня отстали. Это было в заброшенном доме отдыха, где-то по Ярославской дороге. Я приехал туда январским ранним утром. Все тут было мило, как мечталось: деревянный колодец с высоким журавлем, маленькие, тоже деревянные, избушки, которые именовались корпусами. Рядом с корпусами — высокие ели и сосны. На одной сосне дятел настоящий, а не телевизионный, из передачи «В мире животных», непрерывно, словно по особому наряду, стучал по дереву. Куда ни посмотришь — чистый, непримятый снег.

Из столовой выскочила крепкая девушка в валенках на босу ногу.

— Скажите, где тут приемный покой? — спросил я.

— Да вы что?! — Она подняла на меня острые, насмешливые глаза. — Да заходите.

Меня прежде всего покормили (ложки были деревянные) и тут же я узнал, что приемного покоя нет, что могу я занимать любую из трех свободных комнат в избе — корпусе номер 3, а самое главное — в доме отдыха телефона нет, а ближайший телефон находится на почте за лесом.

— Километров шесть будет? — в надежде спросил я.

— Нет, все двенадцать.

День я провел как в раю. Я был уверен, что оказался в раю зимнего типа. Но к вечеру пришло ошеломившее меня сообщение: работники почты по методу какого-то отделения связи на Урале будут заезжать на санях в дом отдыха при телефонном вызове. Ночь я спал плохо, все слышались телефонные звонки. Но случилось чудо: повалил такой снег, что начисто занес все дороги. Дом отдыха отрезало от почт, баз снабжения, железных дорог, мы стали, можно сказать, самостоятельной планетой.

Кругом вздыхали отдыхающие, а я торжествовал: вот уж сейчас телефоны оставят меня в покое!

Так я провел трое суток: ел, спал, гулял на лыжах, принял участие в самодеятельности, культработник даже вручил мне грамоту… На четвертый день я почувствовал, что мне чего-то недостает. Конечно, сейчас тяжело признаться — мне не хватало телефонных звонков. То есть, собственно говоря, не самого звонка, и всего того, что является причиной его: кто-то срочно разыскивает, кто-то меня требует — я нужен…

К черту чистый снег, к черту дятла и колодец с журавлем, нужен ли я в этом мире кому-нибудь или все забыли обо мне?! Полдня, проваливаясь в снег по пояс, я шел по занесенной дороге — к поезду… Утром у меня в квартире раздался первый телефонный звонок… Да, я был нужен!

Телефон все звонил. Наконец я снял трубку.

— Ты что, Виктор, спал или специально к телефону не подходишь? — начал выговаривать мне Померанцев.

— Я нужен?

— Конечно, нужен, иначе чего бы это я звонил. Что за глупые вопросы? Слушай, завтра в десять утра из Софии прилетает группа товарищей. Они будут строить с тобой… Нужно встретить.

— Хорошо.

— Я за тобой заеду, слышишь?.. Старшая там Милова, передают — красы неописуемой… Понимаешь? Только не влюбись, а то международный конфликт. Понимаешь?

— Хорошо.

— Что хорошо?

— Не влюблюсь.

Но последнее слово должно быть за Померанцевым. Это закон, причем напоследок он обязательно должен сделать замечание. Интересно, какое замечание можно сделать сейчас? Но я напрасно сомневаюсь.

— «Не влюблюсь», — ехидно повторил Померанцев. — А пора бы уже — что это за работник международного плана без жены?! — Телефон дал отбой.

На экране телевизора полный пожилой мужчина, мучительно напрягаясь, широко открывал рот. Я быстро подключил звук. Вы, наверное, обратили внимание, какое это смешное зрелище — смотреть на поющего человека, когда не слышно звука. Но если разобраться, тут другое чувство возникает — неловкость, словно ты подглядываешь за человеком, когда он полуодет.

Снова телефонный звонок. Сейчас я беру трубку сразу. Ну кому я еще нужен?

— Виктор, — раздается в трубке голос, — это я.

— Очень приятно. (Кто это может быть?)

— А что так официально, уже забыли?

— Н-нет, что вы?

— Я сейчас к вам приеду. Что вы делаете? Вы будете рады?

Сейчас уже спросить, кто говорит, неудобно.

— Да собственно говоря…

В трубке раздается веселый смех.

— Попался?!

— Попался, — признаюсь я.

— Ну, я выхожу.

Я беспокойно осматриваю комнату — все ли в порядке. М-да, кончилось мое блаженство.

Я ждал долго. Ага, звонок! По привычке взялся за трубку, но сообразил, что звонят в передней… В дверях стояла Мария.

Мы пили кофе, смотрели телевизор, вышли на балкон. Как и тогда, в день моего рождения, небо было часто усыпано крупинками звезд.

Лунный свет падал на лицо Марии, от чего оно казалось еще тоньше.

— Вы, наверное, давно уже хотите спросить, почему я приехала, правда? — Мария провела рукой по своей щеке. Была у нее такая странная для женщины привычка. — Пожалуйста, не смейте отрицать, я уже вас немного изучила, дипломатничаете очень.

— Собственно говоря…

Она рассмеялась:

— Ну, а если не «собственно», а просто «говоря»?

Я рассердился — чего это все меня воспитывают.

— Хорошо. Почему вы приехали, Мария? — Я впервые пристально посмотрел на нее.

— Ого, вы, оказывается, умеете и оценивающе смотреть, а я-то думала…