Стремнина - [4]
А вокруг не стихала восторженная разноголосица, густо приправленная, однако, шуточками, что было вполне обычным для нравов на Буйной.
— Одно слово — герой, а мы кто?
— Везет же людям! На весь мир прогремел!
— Тебе и повезет — ты не полетишь. Прижмешь хвостик…
— Я? Да я, если хочешь знать…
— Кишка тонка.
— А чего тут особого? Почему не полетит? Нажмут кнопку — и полетит. Куда денется? Нажмут кнопку — и сядет. Все техника.
— Да его на земле укачивает!
— Так то со спирта.
— Га-а-а!..
Арсений наконец-то опорожнил свой чемодан.
— Сейчас всем приходится и поахать и подумать, — заговорил он, но таким тоном, будто обращался не к бригаде, а в задумчивости рассуждал сам с собой. — Всем до одного…
— Перебор! — воскликнул Мерцалов, словно весело радуясь неудаче своего соперника в картежной игре. — Чего, например, мне сейчас особо утруждать свой мозг? Я не собираюсь лететь!
— А жить?
Запрокинув голову, Игорь Мерцалов, высокий поджарый парень, заросший выше ноздрей черной кабаньей щетиной, в модной, но затасканной куртке заморского пошива, прогоготал на всю Буйную, как с эстрады.
— Не думаю, что эти полеты чем-то особо поучительны, — сказал он затем, с важностью расправляя плечи. — Что они имеют какое-то… особое… значение…
— А я вот думаю, — возразил Морошка, как обычно, мягко, раздумчиво, но с той редкостной твердостью, которая не обижает людей. — Они заставили всех нас получше приглядеться к себе. Разве не так? Мы увидели себя, как в зеркале. На вид, может, еще и неказисты, но силенка есть…
— Это зовется народной гордостью, — обращаясь к Мерцалову и желая задеть его своей намеренной поучительностью, пояснил Сергей Кисляев. — Ты, как человек сильный по части философии, должен знать, что она способна двигать историю.
— Конечно, теперь мы возгордимся! — нисколько не смутившись, вдохновенно подхватил Мерцалов. — Все будем ходить с задранными носами. Пока не обгорят на солнце и не облупятся до болячек.
— Ерунда! — ответил Кисляев. — Раз выдался случай, мы, конечно, погордимся, а уж носы-то сбережем.
— Не миновать и другой беды, — продолжал свое Мерцалов. — Где гордость — там и бахвальство. А по этой части мы здорово грешны.
— Кругом одна беда! — подивился Кисляев. — На все ты, Игорь, смотришь как-то вкось…
— Мой глаз — как алмаз.
— Тогда душа косоглаза.
— Ты мою душу не тронь!
— Какая она у тебя недотро-ога!
— Ну, будет, будет вам! — привычно остановил их Арсений, всеми мерами старавшийся поддерживать среди рабочих, иногда лишь по одной нужде, мир да лад. — Тут и спорить-то не о чем: раз силенка есть — все сможем.
— Уже намек, — с усмешкой отметил Мерцалов.
— Смекалист ты, — похвалил его Арсений.
— Значит, о прорези твердо решено? — переспросил Кисляев. — Доделать?
— Решалось в райкоме.
— Да, задача…
— Позаковыристей любой незадачи.
— Когда расскажешь?
— Вечером…
Совершенно так же, как умел Морошка по небольшим изменениям рельефа дна на шивере замечать любые изменения в многоструйной ангарской стремнине, умел он по незначительным приметам в поведении рабочих безошибочно разгадывать их не очень-то сложные житейские тайны. Но сейчас ничто не говорило о каком-то происшествии на Буйной. «Что же с нею?» — без конца гадал Морошка. Он ни на секунду не забывал о Геле, и мысли о ней, не мешая другим мыслям, не сливаясь с ними, текли вроде подземной речки.
Затаенно вздохнув, Арсений указал Кисляеву глазами на покупки, разложенные на плите:
— Делите.
Когда большинство взрывников, свертывая и пряча газеты, кинулись на зов Кисляева, Арсений подозвал к себе Володю Полетаева и заговорил вполголоса:
— Постарался ты…
— Много породы, да? — весело переспросил Володя.
— Боюсь, подзавалили судовой ход…
— Да ну?!
— Течение совсем не то…
— Что же делать?
— Пусть бакенщики протралят в том месте, — приказал Морошка. — А ты сбегай-ка на стоянку к Васюте. Скажи, чтобы на повороте сильнее, чем всегда, отжимал плот к берегу, а то недолго до беды — забросит на камни.
Во всем сказывалась ранняя возмужалость и степенность молодого прораба-сибиряка: и в осторожных жестах, и в миролюбивом, изучающем взгляде, и особенно в редкостной манере разговаривать — не спеша, с раздумьем и очень доверительно. Он недолго прожил в городе, лишь когда учился в институте, и второй год как возвратился в родные места. Отчасти по этой причине, а больше всего, вероятно, по воле самого Морошки, всегда избегавшего похвальбы показной образованностью, в его речи сохранялось многое от говора приангарской сельщины.
— Значит, убирать будем? — спросил Володя.
— Вернешься, пойдем с волокушей.
— А-а, одна канитель! Земснарядом бы…
Морошка взглянул на земснаряд, густо дымивший в верхней части шиверы, и спросил:
— Много там еще работы?
— Завтра закончит.
— Закончит — тогда и переставим.
Мимо земснаряда неслась по течению моторная лодка. Арсений догадался: моторист Борис Белявский и сигнальщик, стоявшие на посту, преграждая путь судам до взрыва, возвращались на стан. И все же Морошка почему-то спросил, не спуская с лодки зоркого взгляда:
— Новичок?
— Он, — подтвердил Володя.
— Вот с ним и сбегай!
II
На двери своей избы Арсений не увидел замка. «Здесь», — подсказало сердце. Уезжая в Железново, Морошка оставил запасной ключ не суматошному Володе, который мог и потерять его, а Геле Гребневой: ей нужен был свободный доступ к рации.
Смело открывайте эту книгу, читатель, и перед вами встанут необъятные просторы алтайских степей, где вечная юность нашего века совершает чудеса; вы услышите взмахи орлиных крыльев, нежнейший звон колосьев, биение влюбленных сердец и музыку богатого и прекрасного русского языка.Роман-газета № 9(213) 1960 г.Роман-газета № 10(214) 1960 г.
Роман воссоздает события первых месяцев Великой Отечественной войны - наступление гитлеровцев под Москвой осенью 1941 года и отпор, который дали ему советские воины. Автор показывает, как порой трудно и запутанно складываются человеческие судьбы. Одни становятся героями, другие встают на гибельный путь предательства. Через все произведение проходит образ белой березы - любимого дерева на Руси. Первое издание романа вышло в 1947 году и вскоре получило Сталинскую премию 1-й степени и поистине всенародное признание.
В годы войны каждый делал то, что выпадало на его долю. Мне было приказано взяться за перо. Известно, что сотрудник дивизионной газеты большую часть времени должен был находиться среди солдат, особенно во время боевых действий, а потом записывать и срочно доставлять в редакцию их рассказы о том, как они громят врага. В этом и заключалась основная суть его далеко не легкой воинской службы. Но иногда хотелось поведать однополчанам и о том, что видел в боях своими глазами, или рассказать о памятных встречах на освобожденной от вражеских полчищ русской земле.
Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.
В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.