Стрела бога. Человек из народа - [8]

На рассвете следующего дня Акукалия с двумя спутниками отправился в Окпери. В своем мешке из козьей шкуры он нес кусок белой глины и несколько желтых побегов, которые были срезаны с верхушки пальмы прежде, чем успели раскрыть листья на солнце. Кроме того, каждый мужчина нес мачете в ножнах.

Был день эке, и уже вскоре Акукалия со своими спутниками начали обгонять группы женщин из всех окрестных деревень, которые направлялись на базар Эке в Окпери, пользующийся широкой известностью. Большей частью это были женщины из Элумелу и Абаме, делающие лучшие глиняные горшки в округе. Каждая из них несла на голове длинную корзину, в которой громоздилось по пять-шесть больших сосудов для воды, обвязанных сетью веревок.

Обгоняя новые и новые компании торговок, умуарцы рассуждали о большой базарной площади Эке в Окпери, куда стекается народ со всех концов Игбо и Олу.

— Это все благодаря древнему колдовству, — пояснял Акукалия. — Родичи моей матери — великие колдуны, — в голосе его зазвучала гордость. — Поначалу ведь Эке был захудалый базарчик. Соседние базары отбивали у него всю торговлю. Тогда окперийцы создали в один прекрасный день могущественное божество и поручили свой базар его заботам. С того дня базар Эке все рос и рос, пока не стал самым большим базаром в здешних местах. Это божество по имени Нваньиэке — древняя старуха. Каждый базарный день эке, еще до первых петухов, она появляется на базаре с метлой в правой руке и пускается в пляс по обширной пустой площади. Машет туда-сюда своей метлой, словно подзывает к себе, ну и заманивает на базар народ со всех сторон. Поэтому-то до рассвета люди и не подходят к базарной площади: боятся увидеть старуху за колдовством.

— То же самое рассказывают о базаре Нкво на берегу большой реки в Умуру, — подхватил один из спутников Акукалии. — Колдовство оказало там такое сильное действие, что теперь этот базар торгует и не только по дням нкво.

— По части колдовства умурцам и тягаться нечего с родичами моей матери, — заметил Акукалия. — Их базар разросся потому, что белый человек продает там свои товары.

— А почему он продает там свои товары? — спросил другой спутник Акукалии. — Не потому ли, что они приманили его своим колдовством? Похоже, ихняя старуха заметает своим помелом на базар людей со всего света, даже из страны белых людей, где, как говорят, никогда не светит солнце.

— А правду рассказывают, что одна белая женщина в Умуру вышла из дому без белой шляпы и растаяла, как загустевшее пальмовое масло на солнце? — спросил первый мужчина.

— Я тоже об этом слышал, — ответил Акукалия. — Но о белом человеке рассказывают столько небылиц! Раньше говорили, что у него нет пальцев на ногах.

Поднималось солнце, когда путники проходили мимо спорного участка земли. Его много лет не обрабатывали, и он густо порос пыреем, уже пожухшим от зноя.

— Помню, мы ходили с отцом сюда, на это самое место, срезать траву для крыши, — сказал Акукалия. — Я просто удивляюсь, как могут родичи моей матери утверждать сегодня, что это их земля.

— А все белый человек виноват; это он говорит нам, словно старший двум дерущимся мальчишкам: «Нельзя драться, раз я тут». Ну и конечно, тот, кто поменьше да послабее, задирает нос и начинает пыжиться.

— Что верно, то верно, — согласился Акукалия. — Такого бы не могло случиться во времена моей молодости, а уж тем более во времена моего отца. Все здесь — он обвел рукой поле — мне очень хорошо знакомо. Вон в то эбеновое дерево однажды ударил гром; люди, срезавшие под ним траву, так и разлетелись во все стороны.

— Ты должен спросить их вот о чем, — заговорил тот из спутников Акукалии, который почти всю дорогу молчал. — Пусть они нам объяснят, почему, если эта земля действительно их, они позволяли нам ее обрабатывать и собирать с нее траву из поколения в поколение, покуда не явился белый человек и не влез в это дело.

— Нам не поручали задавать никаких вопросов, кроме одного, на который Умуаро хочет получить от них ответ, — сказал Акукалия. — И вот что, напоминаю вам еще раз: когда мы придем туда, держите язык за зубами и предоставьте говорить мне. С этими людьми очень трудно разговаривать, и моя мать не была исключением. Но я-то знаю все их повадки. Когда окпериец говорит «иди сюда», это значит «беги прочь во весь дух». Человек, не знакомый с их обычаями, может просидеть с ними от первых петухов до сумерек, толковать и есть вместе с ними, но так и не дойти до сути дела. Поэтому положитесь в переговорах на меня: когда умирает хитрец, хоронит его другой хитрец.

Трое посланцев вошли в Окпери в тот час, когда большинство его жителей заканчивали свою утреннюю еду. Они направились прямо к дому Удуэзуе, ближайшего родственника матери Акукалии. Может быть, неулыбчивые лица гостей кое-что сказали хозяину; может быть, приход посланцев из Умуаро не был для окперийцев такой уж неожиданностью. Как бы то ни было, Удуэзуе спросил о здоровье их близких.

— Живы-здоровы, — нетерпеливо ответил Акукалия. — У нас есть срочное поручение, которое мы должны немедленно передать правителям Окпери.

— Вот как? — сказал Удуэзуе. — А я все спрашиваю себя: что бы это могло заставить моего сына и его родичей спозаранку пуститься в столь дальний путь? Если бы моя сестра — твоя мать — была жива, я бы подумал, что с ней что-то случилось. — Он помолчал. — Вот оно, значит, что — важное поручение. У нас говорят: без причины жаба не поскачет среди бела дня. Я не хочу задерживать вас, раз вы пришли с поручением, но я должен предложить вам по дольке ореха кола. — Он приподнялся.