Стрела бога. Человек из народа - [7]

— Умуаро квену! — рявкнул Нвака.

— Хем! — воскликнули в ответ умуарцы.

— Квену!

— Хем!

— Квезуену!

— Хем!

После громких приветствий воцарилась тишина, и Нвада заговорил почти тихим голосом.

— Мудрость подобна мешку из козьей шкуры: у каждого она своя. Таково и знание прошлого нашей земли. Эзеулу тут пересказал нам, что рассказывал ему о старых временах его отец. Всем нам известно, что отец никогда не лжет сыну. Но известно нам и то, что многие отцы не могут упомнить всех преданий старины. Если бы Эзеулу говорил о великом божестве Умуаро, которое он носит на себе и которое до него носили его предки, я бы с вниманием отнесся к его словам. Но он говорил о событиях более древних, чем само Умуаро. Я не побоюсь сказать, что ни Эзеулу, ни любой другой житель его деревни не вправе поучать нас, ссылаясь на эти события.

Собрание старейшин и ндичие — мужчин, носящих титул, — встретило его слова гулом голосов, где одобрительные возгласы все же преобладали над неодобрительными. Во время своей речи Нвака расхаживал взад и вперед; орлиное перо на его красной шапочке и бронзовый браслет на щиколотке красноречиво говорили о том, что это один из виднейших людей страны, человек, отмеченный милостью Эру, бога богатства.

— Мой отец рассказывал мне совсем другую историю. Он говорил мне, что окперийцы вели бродячую жизнь. Он называл мне три или четыре места их стоянки, где они жили некоторое время, а затем снимались и снова отправлялись дальше. Их прогоняли со своей земли Умуофия, Абаме и Анинта. Так что же, может, они заявят сегодня свои права и на эти земли? Стали бы они претендовать на наше угодье в ту пору, когда белый человек еще не перевернул нашу жизнь вверх дном? Старейшины и ндичие Умуаро, давайте разойдемся по домам, если у нас нет мужества воевать. Мы не будем первым племенем, отказавшимся от своих угодий или даже от своих усадеб, чтобы избежать войны. Но только не надо внушать себе и нашим детям, будто спорная земля принадлежала другому племени. Лучше прямо скажем им, что их отцы не пожелали воевать. И еще скажем им, что наши мужчины берут в жены дочерей окперийцев, а их мужчины женятся на наших дочерях и что там, где люди так перемешиваются, мужчины часто утрачивают желание сражаться. Умуаро квену!

— Хем!

— Квезуену!

— Хем!

— Приветствую вас всех!

Умуарцы разразились громкими, долго не смолкавшими кликами, по большей части одобрительными. Нвака свел на нет все впечатление от речи Эзеулу. Последним скользящим ударом стал намек на то, что мать верховного жреца была дочерью окперийца. Собравшиеся разбились на множество мелких групп: каждый делился своими соображениями с соседями. Кто-то из выступивших впоследствии заметил, что Эзеулу, наверное, забыл, кто рассказывал ему про спорное угодье — отец или мать. Один оратор за другим обращались к собранию с речами, из которых явствовало, что все шесть деревень поддерживают Нваку. Эзеулу не был единственным умуарцем, чья мать происходила из Окпери. Но никто из них не осмелился поддержать его. А один из таких, по имени Акукалия, у которого и всегда-то слова «убью, разорю» с языка не сходили, тут до того разошелся, что ему и поручили пойти в Окпери, на родину его матери, с куском белой глины и молодым побегом пальмы.

Последним, кто выступил в тот день, был старейший мужчина деревни, в которой жил Акукалия. Голос у старца был уже слабый, но свое приветствие собранию он выкрикнул так громко, что его услышали даже в самых дальних уголках базарной площади Нкво. Умуарцы ответили на его натужливое приветствие самым зычным «Хем!» за день. Затем оратор негромко сказал, что ему нужно теперь немного отдышаться, и те, кто услышал, рассмеялись.

— Я хочу обратиться к человеку, которого мы посылаем в Окпери. Немало времени прошло с тех пор, когда мы воевали в последний раз, и многие из вас, возможно, забыли обычай. Я не хочу сказать, что Акукалия нуждается в напоминании. Но я стар, а дело старика — напоминать. Если ящерица, живущая во дворе, станет поступать не так, как ее сородичи, ее примут за ящерицу, обитающую в поле. Слушая, как говорил Акукалия, я понял, что он в большом гневе. И то, что он гневается, вполне естественно. Но мы посылаем Акукалию на родину его матери не воевать. Мы посылаем тебя, Акукалия, предложить им выбор между войной и миром. Так ли я говорю, умуарцы? — Умуарцы уполномочили его продолжать. — Мы не хотим, чтобы окперийцы выбрали войну; войной сыт не будешь. Если они выберут мир, мы возрадуемся. Но что бы они ни говорили, ты не должен вступать с ними в спор. Твой долг — доставить нам их ответ. Все мы знаем, что ты человек отважный, но, пока ты будешь там, спрячь отвагу в свой мешок. Если молодые мужчины, которые пойдут вместе с тобой, заговорят слишком громко, ты должен будешь загладить их вину. Когда я был моложе, я хаживал с такими поручениями и очень хорошо знаю, каким искушениям подвергается посланец. Я приветствую вас.

Эзеулу, слушавший эти речи с горькой улыбкой, теперь вскочил на ноги, словно ему в зад впился черный муравей.

— Умуаро квену! — воскликнул он.

— Хем!

— Приветствую всех вас. — Эти слова были сказаны голосом разъяренной маски. — Когда в доме есть взрослый, козу, готовую окотиться, не оставят на привязи, говорили наши предки. Но что же мы видели здесь сегодня? Мы видели, как одни говорили так, а не иначе, боясь прослыть трусами. Другие высказывались так, а не иначе, потому что они жаждут войны. Давайте отбросим все эти соображения прочь. Если спорная земля действительно наша, Улу будет сражаться на нашей стороне. Если же нет, вы скоро узнаете! Я не стал бы говорить сегодня еще раз, если бы не увидел, что взрослые люди в доме не выполняют свой долг. Огбуэфи Эгонуонне, один из трех старейших мужчин в Умуаро, должен был бы напомнить нам, что наши предки не вели неправых войн. Но вместо этого он учит нашего посланца тому, как носить во рту вместе огонь и воду. Разве не знаем мы пословицу, что юноша, которого отец посылает украсть, не пробирается тайком, а вышибает дверь ногой? Чего ради печется Эгонуонне о мелочах, когда упускается из виду главное? Умуарцы хотят воевать. А раз так, то совсем неважно, каким тоном станет разговаривать Акукалия с родичами своей матери! Пусть хоть в лицо им плюнет. Услышав, что обвалился дом, мы не спрашиваем, обвалился ли и потолок. Приветствую вас всех.