Street English - [14]

Шрифт
Интервал

что-то. Ну а как же все-таки правильно и, главное, вежливо сказать мы выходим? Правильно будет We are getting off [уи a гетин оф] или просто Getting off. Видите, один предлог, а смысл уже другой!

Правда, поездив в двухэтажных английских и с тонированными окнами американских автобусах, я как-то не заметил, чтобы люди там то и дело спрашивали друг у друга: “Вы на следующей выходите? А впереди вас выходят? А вы их спросили? И что они вам ответили?” Там никому и в голову не взбредет стоять, словно мешок с песком, перед самыми дверями и орать на окружающих: “Спрашивать надо, если выходите!”



Удивительный народ эти янки и британцы. Они всегда друг друга без всяких вопросов и лишних слов пропускают, при этом никто не нервничает и не раздражается, ну а самих переполненных автобусов я в Лондоне даже в час ник не видел. Там у них в каждом автобусе есть кондуктор, который не пустит тебя в салон, если все сидячие места заняты. В Нью-Йорке проще: там можно и постоять. Только вот американцы преклонного возраста, в отличие от наших, не кричат, едва зайдя в салон: “Ну шо, молодежь, будем сидеть?!” Там над такими лишь посмеются. Американцы мест друг другу не уступают и считают это, видимо, нормальным. И все-таки, если предположить, что вам в конце концов несказанно повезло, и вы оказались-таки в переполненном автобусе или, что чаще бывает, в лифте и вам нужно выйти, то спросите так: Excuse me, I’m getting off [икскюз ми, айм гетин оф] — извините, я выхожу. Ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке не надо спрашивать выходит ли стоящий перед тобой. Это вроде как неприлично интересоваться его личными делами. Лучше извинитесь и скажите, что вы выходите, и вас обязательно пропустят. Там нет такого, как у нас, когда на вопрос “выходите?” какая-нибудь мадам скажет “Нет!” и будет продолжать с каменным лицом стоять на месте. Там обычно говорят: “Извините, я выхожу,” — и просящему (что для нас весьма странно и непонятно) обязательно уступят место и пропустят.

Значение второе нашего “гедоф” не имеет ничего общего с выходом вас из автобуса, переполненного лифта или метро. Второе значение -это получать удовольствие от чего-то, балдеть, тащиться, как мы говорим “отъезжать”, имея смысл кайфовать:

— I really get off on Chinese kitchen [ай рили гедоф он чайниз кнтчен], — Я балдею от китайской кухни, — говорит Гонзалес Джону и Мику.

— Mick and Jane get off on each other [мик энд джэйн гедоф анич азэ], — Мик и Джэйн просто тащатся друг от друга, — рассказывает Джон о новом увлечении своего приятеля.

Третье значение: что-то снять из одежды. К примеру, наши студенты, два друга Мик и Джон, входят в раздевалку после трудного матча по американскому футболу и Mick got his T-shirt off [мик гат хиз тишерт оф], что переводится, как Мик снял с себя майку. Мокрую снял, а потом, понятно he got a new one on [хи гат э нью уан ои] — он одел новую (англичане и американцы вместо повторения существительного часто заменяют его словом one, один). Стало быть, to get on это, в отличие от get off, уже будет означать надеть что-то на себя. Но у get on также как у get off существует не одно значение. Еще get on — это жить, стареть, перебиваться. Приветственное: How are you getting on [xay а ю гетин он]! — будет означать: Как поживаешь?

На этом все про глагол to get и его многочисленные значения.

Не пропустите следующего урока, где будем учиться ругаться. А что? Тоже надо уметь.

УРОК ДЕСЯТЫЙ

Учись ругаться. Пригодится

Вот уж, правда, велик русский язык. Если хочется выругаться, то так можно закрутить, что хоть записывай. Помню, в армии, стоим мы в строю, а наш комбат как загнет фразу из печатного и непечатного мата, что по строю только вздох восхищения проходит: “Во дает, мужик!”. Жалко, что руки по стойке смирно, а то точно бы записали. В этом плане мне натовцев жаль. У них кроме fuck и shit никаких ругательств толком нет. Никакого боевого духа, следовательно. Да, ругаться в Америке чересчур просто и до неприличия легко. Но от этого возникают и свои сложности, когда одно и то же слово где-то звучит нормально, где-то не очень нормально, где-то грубо, а где-то и очень грубо. Тут ушки надо держать на макушке, а нос по ветру и если у вас хорошая интуиция, то ее и слушать. Oh, Shit!

Вышеупомянутые бранные слова являются противовесом позитивного cool, о чем мы говорили в прошлый раз. Fuck [фак] и shit [щэт] выражают, соответственно, негативные эмоции. “Разве shit по-английски не черт?” — удивленно спросила одна моя знакомая, когда я ей сказал, что это слово переводится, как, извините,

дерьмо. Нет, дорогие братья и сестры, shit это совсем не черт. Просто у англичан и американцев это слово вырывается в те минуты, когда мы, русскоязычные, говорим “у, черт!” или “вот блин!”

— Oh, shit! — комиссар полиции Ле Пешен еле успевает увернуться… нет, не от пули, от дырокола, который бросает ему сержант Холдуин по его же просьбе.

— Shit! с досадой рубанул рукой воздух Джон, глядя, как Мик промахивается и его мяч проходит в сантиметре от планки ворот.

В кино американцы чуть что ругаются словечками типа shit и fuck. Но не спешите им подражать. Янки народ куда более, чем европейцы, набожный и даже пуританский, поэтому свободно озвучивайте “шитами” и “факами” свои эмоции лишь, в тесном кругу друзей.


Еще от автора Михаил Анатольевич Голденков
Тропою волка

Книга «Тропою волка» продолжает роман-эпопею М. Голденкова «Пан Кмитич», начатую в книге «Огненный всадник». Во второй половине 1650-х годов на огромном просторе от балтийских берегов до черноморской выпаленной степи, от вавельского замка до малородных смоленских подзолков унесло апокалипсическим половодьем страшной для Беларуси войны половину населения. Кое-где больше.«На сотнях тысяч квадратных верст по стреле от Полоцка до Полесья вымыло людской посев до пятой части в остатке. Миллионы исчезли — жили-были, худо ли, хорошо ли плыли по течениям короткого людского века, и вдруг в три, пять лет пуста стала от них земная поверхность — как постигнуть?..» — в ужасе вопрошал в 1986 году советский писатель Константин Тарасов, впервые познакомившись с секретными, все еще (!!!), статистическими данными о войне Московии и Речи Посполитой 1654–1667 годов.В книге «Тропою волка» продолжаются злоключения оршанского, минского, гродненского и смоленского князя Самуэля Кмитича, страстно борющегося и за свободу своей родины, и за свою любовь…


Огненный всадник

Михаил Голденков представляет первый роман трилогии о войне 1654–1667 годов между Московским княжеством и Речью Посполитой. То был краеугольный камень истории, ее трагичный и славный момент.То было время противоречий. За кого воевать?За польского ли короля против шведского?За шведского ли короля против польского?Против московского царя или с московским царем против своей же Родины?Это первый художественный роман русскоязычной литературы о трагичной войне в истории Беларуси, войне 1654–1667 годов. Книга наиболее приближена к реальной истории, ибо не исключает, а напротив, отражает все составляющие в ходе тех драматических событий нашего прошлого.


Три льва

Эта книга завершает серию приключений оршанского князя пана Самуэля Кмитича и его близких друзей — Михала и Богуслава Радзивиллов, Яна Собесского, — начатых в книге «Огненный всадник» и продолженных в «Тропою волка» и «Схватка».Закончилась одиссея князя, жившего на изломе двух эпох в истории белорусского государства: его золотого века и низвержения этого века в небытие, из которого страна выбирается и по сей день. Как верно писал белорусский поэт Владислав Сырокомля: «Вместе с оплаканными временами Яна Казимира кончается счастливая жизнь наших городов».


Схватка

Книга «Схватка» завершает трилогию, которую автор назвал «Пан Кмитич», состоящую из трех книг: «Огненный всадник», «Тропою волка» и «Схватка».Что касается фактов исторических, то единственное искажение, к которому прибегает автор — это сжатие времени, ибо даже в трех пухлых книгах не описать все значимые события тех огненных тринадцати лет ужасной войны. В романе также достаточно близко к правде отображен колоритный мир простых людей XVII века, их верования и традиции.Иллюстрации М. А. Голденкова.


Империя. Собирание земель русских

Информация, изложенная в этой книге, не представляет никакой тайны. Однако по исторически сложившимся причинам ее не принято широко обсуждать и исследовать. Автор считает это большой ошибкой, потому что искажение исторической информации рождает лишь встречное искажение и тормозит процесс либеральных преобразований в обществе.Именно имперское искажение истории рождает экстремистские течения. Объективный же анализ истории и есть путь к народному согласию.


Русь. Другая история

Книга, которую вы держите в руках, — поиск ответов на те вопросы, которые задают учителям не в меру любопытные школьники, не получая ясных объяснений.Кто же такие древние русские, предки украинцев, русских России и беларусов? Почему одни из них как на старшего брата взирают на Москву, а других поворачивает в обратную сторону? Что есть Беларусь, Русь, Россия, Москва и наши предки русы?


Рекомендуем почитать
Путь и шествие в историю словообразования Русского языка

Так как же рождаются слова? И как создать такое слово, которое бы обрело свою собственную и, возможно, очень долгую жизнь, чтобы оставить свой след в истории нашего языка? На этот вопрос читатель найдёт ответ, если отправится в настоящее исследовательское путешествие по бескрайнему морю русских слов, которое наглядно покажет, как наши предки разными способами сложения старых слов и их образов создавали новые слова русского языка, древнее и богаче которого нет на земле.


Набоков, писатель, манифест

Набоков ставит себе задачу отображения того, что по природе своей не может быть адекватно отражено, «выразить тайны иррационального в рациональных словах». Сам стиль его, необыкновенно подвижный и синтаксически сложный, кажется лишь способом приблизиться к этому неизведанному миру, найти ему словесное соответствие. «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится все, все». «Я-то убежден, что нас ждут необыкновенные сюрпризы.


Большая книга о любимом русском

Содержание этой книги напоминает игру с огнём. По крайней мере, с обывательской точки зрения это, скорее всего, будет выглядеть так, потому что многое из того, о чём вы узнаете, прилично выделяется на фоне принятого и самого простого языкового подхода к разделению на «правильное» и «неправильное». Эта книга не для борцов за чистоту языка и тем более не для граммар-наци. Потому что и те, и другие так или иначе подвержены вспышкам языкового высокомерия. Я убеждена, что любовь к языку кроется не в искреннем желании бороться с ошибками.


Прочтение Набокова. Изыскания и материалы

Литературная деятельность Владимира Набокова продолжалась свыше полувека на трех языках и двух континентах. В книге исследователя и переводчика Набокова Андрея Бабикова на основе обширного архивного материала рассматриваются все основные составляющие многообразного литературного багажа писателя в их неразрывной связи: поэзия, театр и кинематограф, русская и английская проза, мемуары, автоперевод, лекции, критические статьи и рецензии, эпистолярий. Значительное внимание в «Прочтении Набокова» уделено таким малоизученным сторонам набоковской творческой биографии как его эмигрантское и американское окружение, участие в литературных объединениях, подготовка рукописей к печати и вопросы текстологии, поздние стилистические новшества, начальные редакции и последующие трансформации замыслов «Камеры обскура», «Дара» и «Лолиты».


Именной указатель

Наталья Громова – прозаик, историк литературы 1920-х – 1950-х гг. Автор документальных книг “Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы”, “Распад. Судьба советского критика в 40-е – 50-е”, “Ключ. Последняя Москва”, “Ольга Берггольц: Смерти не было и нет” и др. В книге “Именной указатель” собраны и захватывающие архивные расследования, и личные воспоминания, и записи разговоров. Наталья Громова выясняет, кто же такая чекистка в очерке Марины Цветаевой “Дом у старого Пимена” и где находился дом Добровых, в котором до ареста жил Даниил Андреев; рассказывает о драматурге Александре Володине, о таинственном итальянском журналисте Малапарте и его знакомстве с Михаилом Булгаковым; вспоминает, как в “Советской энциклопедии” создавался уникальный словарь русских писателей XIX – начала XX века, “не разрешенных циркулярно, но и не запрещенных вполне”.


О семантической структуре словообразовательно-этимологических гнёзд глаголов с этимологическим значением ‘драть’ в русском языке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.