Street English - [14]

Шрифт
Интервал

что-то. Ну а как же все-таки правильно и, главное, вежливо сказать мы выходим? Правильно будет We are getting off [уи a гетин оф] или просто Getting off. Видите, один предлог, а смысл уже другой!

Правда, поездив в двухэтажных английских и с тонированными окнами американских автобусах, я как-то не заметил, чтобы люди там то и дело спрашивали друг у друга: “Вы на следующей выходите? А впереди вас выходят? А вы их спросили? И что они вам ответили?” Там никому и в голову не взбредет стоять, словно мешок с песком, перед самыми дверями и орать на окружающих: “Спрашивать надо, если выходите!”



Удивительный народ эти янки и британцы. Они всегда друг друга без всяких вопросов и лишних слов пропускают, при этом никто не нервничает и не раздражается, ну а самих переполненных автобусов я в Лондоне даже в час ник не видел. Там у них в каждом автобусе есть кондуктор, который не пустит тебя в салон, если все сидячие места заняты. В Нью-Йорке проще: там можно и постоять. Только вот американцы преклонного возраста, в отличие от наших, не кричат, едва зайдя в салон: “Ну шо, молодежь, будем сидеть?!” Там над такими лишь посмеются. Американцы мест друг другу не уступают и считают это, видимо, нормальным. И все-таки, если предположить, что вам в конце концов несказанно повезло, и вы оказались-таки в переполненном автобусе или, что чаще бывает, в лифте и вам нужно выйти, то спросите так: Excuse me, I’m getting off [икскюз ми, айм гетин оф] — извините, я выхожу. Ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке не надо спрашивать выходит ли стоящий перед тобой. Это вроде как неприлично интересоваться его личными делами. Лучше извинитесь и скажите, что вы выходите, и вас обязательно пропустят. Там нет такого, как у нас, когда на вопрос “выходите?” какая-нибудь мадам скажет “Нет!” и будет продолжать с каменным лицом стоять на месте. Там обычно говорят: “Извините, я выхожу,” — и просящему (что для нас весьма странно и непонятно) обязательно уступят место и пропустят.

Значение второе нашего “гедоф” не имеет ничего общего с выходом вас из автобуса, переполненного лифта или метро. Второе значение -это получать удовольствие от чего-то, балдеть, тащиться, как мы говорим “отъезжать”, имея смысл кайфовать:

— I really get off on Chinese kitchen [ай рили гедоф он чайниз кнтчен], — Я балдею от китайской кухни, — говорит Гонзалес Джону и Мику.

— Mick and Jane get off on each other [мик энд джэйн гедоф анич азэ], — Мик и Джэйн просто тащатся друг от друга, — рассказывает Джон о новом увлечении своего приятеля.

Третье значение: что-то снять из одежды. К примеру, наши студенты, два друга Мик и Джон, входят в раздевалку после трудного матча по американскому футболу и Mick got his T-shirt off [мик гат хиз тишерт оф], что переводится, как Мик снял с себя майку. Мокрую снял, а потом, понятно he got a new one on [хи гат э нью уан ои] — он одел новую (англичане и американцы вместо повторения существительного часто заменяют его словом one, один). Стало быть, to get on это, в отличие от get off, уже будет означать надеть что-то на себя. Но у get on также как у get off существует не одно значение. Еще get on — это жить, стареть, перебиваться. Приветственное: How are you getting on [xay а ю гетин он]! — будет означать: Как поживаешь?

На этом все про глагол to get и его многочисленные значения.

Не пропустите следующего урока, где будем учиться ругаться. А что? Тоже надо уметь.

УРОК ДЕСЯТЫЙ

Учись ругаться. Пригодится

Вот уж, правда, велик русский язык. Если хочется выругаться, то так можно закрутить, что хоть записывай. Помню, в армии, стоим мы в строю, а наш комбат как загнет фразу из печатного и непечатного мата, что по строю только вздох восхищения проходит: “Во дает, мужик!”. Жалко, что руки по стойке смирно, а то точно бы записали. В этом плане мне натовцев жаль. У них кроме fuck и shit никаких ругательств толком нет. Никакого боевого духа, следовательно. Да, ругаться в Америке чересчур просто и до неприличия легко. Но от этого возникают и свои сложности, когда одно и то же слово где-то звучит нормально, где-то не очень нормально, где-то грубо, а где-то и очень грубо. Тут ушки надо держать на макушке, а нос по ветру и если у вас хорошая интуиция, то ее и слушать. Oh, Shit!

Вышеупомянутые бранные слова являются противовесом позитивного cool, о чем мы говорили в прошлый раз. Fuck [фак] и shit [щэт] выражают, соответственно, негативные эмоции. “Разве shit по-английски не черт?” — удивленно спросила одна моя знакомая, когда я ей сказал, что это слово переводится, как, извините,

дерьмо. Нет, дорогие братья и сестры, shit это совсем не черт. Просто у англичан и американцев это слово вырывается в те минуты, когда мы, русскоязычные, говорим “у, черт!” или “вот блин!”

— Oh, shit! — комиссар полиции Ле Пешен еле успевает увернуться… нет, не от пули, от дырокола, который бросает ему сержант Холдуин по его же просьбе.

— Shit! с досадой рубанул рукой воздух Джон, глядя, как Мик промахивается и его мяч проходит в сантиметре от планки ворот.

В кино американцы чуть что ругаются словечками типа shit и fuck. Но не спешите им подражать. Янки народ куда более, чем европейцы, набожный и даже пуританский, поэтому свободно озвучивайте “шитами” и “факами” свои эмоции лишь, в тесном кругу друзей.


Еще от автора Михаил Анатольевич Голденков
Огненный всадник

Михаил Голденков представляет первый роман трилогии о войне 1654–1667 годов между Московским княжеством и Речью Посполитой. То был краеугольный камень истории, ее трагичный и славный момент.То было время противоречий. За кого воевать?За польского ли короля против шведского?За шведского ли короля против польского?Против московского царя или с московским царем против своей же Родины?Это первый художественный роман русскоязычной литературы о трагичной войне в истории Беларуси, войне 1654–1667 годов. Книга наиболее приближена к реальной истории, ибо не исключает, а напротив, отражает все составляющие в ходе тех драматических событий нашего прошлого.


Тропою волка

Книга «Тропою волка» продолжает роман-эпопею М. Голденкова «Пан Кмитич», начатую в книге «Огненный всадник». Во второй половине 1650-х годов на огромном просторе от балтийских берегов до черноморской выпаленной степи, от вавельского замка до малородных смоленских подзолков унесло апокалипсическим половодьем страшной для Беларуси войны половину населения. Кое-где больше.«На сотнях тысяч квадратных верст по стреле от Полоцка до Полесья вымыло людской посев до пятой части в остатке. Миллионы исчезли — жили-были, худо ли, хорошо ли плыли по течениям короткого людского века, и вдруг в три, пять лет пуста стала от них земная поверхность — как постигнуть?..» — в ужасе вопрошал в 1986 году советский писатель Константин Тарасов, впервые познакомившись с секретными, все еще (!!!), статистическими данными о войне Московии и Речи Посполитой 1654–1667 годов.В книге «Тропою волка» продолжаются злоключения оршанского, минского, гродненского и смоленского князя Самуэля Кмитича, страстно борющегося и за свободу своей родины, и за свою любовь…


Схватка

Книга «Схватка» завершает трилогию, которую автор назвал «Пан Кмитич», состоящую из трех книг: «Огненный всадник», «Тропою волка» и «Схватка».Что касается фактов исторических, то единственное искажение, к которому прибегает автор — это сжатие времени, ибо даже в трех пухлых книгах не описать все значимые события тех огненных тринадцати лет ужасной войны. В романе также достаточно близко к правде отображен колоритный мир простых людей XVII века, их верования и традиции.Иллюстрации М. А. Голденкова.


Три льва

Эта книга завершает серию приключений оршанского князя пана Самуэля Кмитича и его близких друзей — Михала и Богуслава Радзивиллов, Яна Собесского, — начатых в книге «Огненный всадник» и продолженных в «Тропою волка» и «Схватка».Закончилась одиссея князя, жившего на изломе двух эпох в истории белорусского государства: его золотого века и низвержения этого века в небытие, из которого страна выбирается и по сей день. Как верно писал белорусский поэт Владислав Сырокомля: «Вместе с оплаканными временами Яна Казимира кончается счастливая жизнь наших городов».


Русь. Другая история

Книга, которую вы держите в руках, — поиск ответов на те вопросы, которые задают учителям не в меру любопытные школьники, не получая ясных объяснений.Кто же такие древние русские, предки украинцев, русских России и беларусов? Почему одни из них как на старшего брата взирают на Москву, а других поворачивает в обратную сторону? Что есть Беларусь, Русь, Россия, Москва и наши предки русы?


Империя. Собирание земель русских

Информация, изложенная в этой книге, не представляет никакой тайны. Однако по исторически сложившимся причинам ее не принято широко обсуждать и исследовать. Автор считает это большой ошибкой, потому что искажение исторической информации рождает лишь встречное искажение и тормозит процесс либеральных преобразований в обществе.Именно имперское искажение истории рождает экстремистские течения. Объективный же анализ истории и есть путь к народному согласию.


Рекомендуем почитать
Племянница словаря. Писатели о писательстве

Предлагаемая вашему вниманию книга – сборник историй, шуток, анекдотов, авторами и героями которых стали знаменитые писатели и поэты от древних времен до наших дней. Составители не претендуют, что собрали все истории. Это решительно невозможно – их больше, чем бумаги, на которой их можно было бы издать. Не смеем мы утверждать и то, что все, что собрано здесь – правда или произошло именно так, как об этом рассказано. Многие истории и анекдоты «с бородой» читатель наверняка слышал или читал в других вариациях и даже с другими героями.


Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка

Книга посвящена изучению словесности в школе и основана на личном педагогическом опыте автора. В ней представлены наблюдения и размышления о том, как дети читают стихи и прозу, конкретные методические разработки, рассказы о реальных уроках и о том, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время. Один раздел посвящен тому, как учить школьников создавать собственные тексты. Издание адресовано прежде всего учителям русского языка и литературы и студентам педагогических вузов, но может быть интересно также родителям школьников и всем любителям словесности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Сожжение книг. История уничтожения письменных знаний от античности до наших дней

На протяжении всей своей истории люди не только создавали книги, но и уничтожали их. Полная история уничтожения письменных знаний от Античности до наших дней – в глубоком исследовании британского литературоведа и библиотекаря Ричарда Овендена.


Расшифрованный Достоевский. «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»

Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.


Придворная словесность: институт литературы и конструкции абсолютизма в России середины XVIII века

Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.


Загадки русского Заполярья

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.