Стражница - [93]

Младший раскололся, как она и надеялась, мгновенно. Был дуболомом, дуболомом и остался. Все оказалось так, как она вычислила. Нового она узнала – что рак ее обнаружился во время операции, хирурги опознали его прямо по цвету, и гистология потом подтвердила. И сидело в ней этих опухолей – несчетно, они даже не стали к ним прикасаться.

– Пошел вон! – сказала Альбина, когда сын сообщил ей все, что она хотела. Господи, почему он уродился таким дуболомом! Зачем он сказал ей?! – Пошел вон, пошел! – закричала она на сына во весь голос – сколько того имелось в ней. Слезы стояли в горле и душили ее. Она и не думала, что ей станет так плохо от его подтверждения. Вроде бы надежда была совсем слабенькой, совсем хиленькой, – но была. А теперь не оставалось никакой.

Когда он ушел, слезы вырвались из нее наружу хриплым, срывающим связки клёкотом, из глаз ударило ключом, двумя настоящими ручьями, и текло и текло, – она понятия не имела, что слез может быть столько. Она плакала в своей жизни, достаточно плакала, но так – это было впервые.

Соседки вызвали с поста медсестру, ей вкатили в ягодицу крепкое успокаивающее, и она провалилась в забытье, в котором провела неизвестное ей время, а вышла из него с ясной, отчетливой мыслью о знахарке. Знахарка вылечила Татьяну-птичницу и почему не могла ее?

Наведаться к Альбине в больницу знахарка отказалась, – хоть за какие деньги. К знахарке с Альбининой просьбой, переданной через невестку, ездил старший сын, и сомнений в том, что он сделал все, чтобы уговорить ту, не могло быть. Старший был не младший. Пусть сама приезжает, передала знахарка. И оказывается, она помнила Альбину, вспомнила ее точас! А, это горемычная-то, сказала она.

Врач отпустить Альбину съездить к знахарке отказался. У него, когда она попросила об этом, подобрались губы, подбородок поднялся, – он весь стал надменная и оскорбленная добродетель. Знахарка или мы, выбирайте, ответил он.

Альбина выбрала знахарку. С больницей ей все было ясно, а знахарка вылечила Татьяну-птичницу, и почему не могла ее?

Машину поехать за город давал теперь не муж, – старший сын. Но снова это была «Волга», снова черная, а шофер оказался тот же самый, что много лет прежде возил мужа. Она бы не заметила этого, но он обернулся со своего шоферского места и поздоровался, осклабясь: «Альбина Евгеньевна! Что, не ожидали? А кто такого вообще ожидал?!»

Сопровождать Альбину к знахарке все так же поехала невестка. Первые заморозки уже начали по ночам схватывать землю звенящим панцирем, выезжали рано утром, и водитель по просьбе Альбины поехал ближней дорогой, через лес. Что-то ей тяжело стало выносить машину. Проселок, на счастье, оказался каменно тверд, и водитель по пути все восклицал довольно: «Ну, прямо Америка, не дорога. – И оборачивался к ней: – А помните, как мы тогда-то? Черт-те что тогда, как намучились!» Альбина не отзывалась. У нее не хватало сил. За эти дни в больнице она еще больше ослабла и заметила, что начала худеть, и не так, как прежде – просто теряя вес, а как бы истощаться: грудь обвисла двумя еле наполненными у самого дна торбочками, ясно обозначились ребра, вылезли кости на предплечьях, на голенях… На этот раз от знахарки ее не вызывали, и ждать пришлось долго. Она сидела, лежала в машине с открытой дверцей, чтобы дышать свежим воздухом, вставала, делала с невесткой несколько шагов и снова возвращалась в машину. Невестка вся испереживалась, ходила и раз, и другой в начало очереди, просила пропустить вперед, – но очередь не согласилась. Альбина слышала, как на крыльце кричали: «А мы здесь герои здоровья – мы здесь стоим?!» Ее, помимо желания, ужасно вдруг рассмешила эта фраза: «Герои здоровья». Никогда не доводилось слышать, Она смеялась так, что стало больно грудь.

Когда приехали к дому знахарки – только-только разошлись утренние сумерки, а попали в дом – была уже послеполуденная пора.

Знахарка, так же, как и в прошлый раз, сидела, сложив свои большие крупные руки на животе, в кресле около окна, а напротив нее стояло другое кресло, свободное. Невестка подвела Альбину к нему, Альбина села, невестка встала у нее за спиной, но знахарка расцепила пальцы сложенных на животе рук и указала на дверь:

– Выйди!

Так указала – как не попросила, а прогнала, И Альбина невольно, в ожидании, когда этот голос обратиться к ней, вся сжалась в своем кресле.

Но голос знахарки, когда дверь за невесткой закрылась и они остались вдвоем, оказался по-восковому мягок.

– Ай, сердечная! – покачала знахарка головой. – Не убереглась, что ли, так?

– Рак у меня, – выговорила Альбина. – Метастазы уже. Можешь какой отвар дать?

Голос знахарки, каким та обратилась к ней, мгновенно заставил ее ощутить себя маленькой, беспомощной девочкой, едва начавшей говорить, она искала у знахарки не помощи, а защиты, словно у матери, и обращение на «ты» вырвалось из нее – не заметила как.

Знахарка пристально смотрела на нее, будто ощупывала глазами, мяла ими, как пальцами, и ничего не ответила на Альбинину просьбу.

– А-ай ты! – протянула она, спустя, должно быть, минуту. Откачнулась назад, на спинку, перехватила руки на животе по-другому и спросила: – Крестилась, нет?