Страждущий веры - [14]

Пламя не обожгло, а лишь согрело и наполнило негнущееся от кровяного панциря тело лёгкостью. Ободрённая, я вскарабкалась на широкую спину и вцепилась в лохматую гриву. Зверь плавно поднялся и взмыл вверх по стене к сияющим в небе звёздам. От стремительного полёта захватило дух. Я кричала, упиваясь неизведанной доселе свободой. Рядом со зверем мне ничего не страшно! Я отпустила руки и воздела их к небесам, окуная пальцы в тёмные на тёмном облака. Холодный воздух жёг грудь, но не проникал под кровяной панцирь. Мы летели всё выше и выше мимо хрустальных дворцов небожителей, мимо застывших изваяниями бессмертных героев, мимо выпасавших тучные стада бородатых пастухов в остроконечных шляпах. Они приветствовали нас счастливыми возгласами и махали на прощание руками. Мы созерцали весь мир — гигантский голубой шар на плечах у дремлющего исполина, между ног которого катила чёрные воды Река душ. Мы несли туда багрянец рассветного шлейфа.

Я проснулась от толчка в бок.

— Осквернила семейное святилище храпом, а, сестрёнка? Или скорее борьбой с одеялом, — раздался над самым ухом ехидный голос Вейаса.

Я открыла глаза. Брат сидел рядом на коленях и по-лисьи усмехался собственной глупой шутке. Я недовольно фыркнула и огляделась. Перина смялась, а одеяло и подушки валялись по углам. Должно быть, я металась во сне. Почему видения не оставляют меня?! Уже совсем не понимаю, чего хотят дурацкие боги. Почему бы не сказать прямо?

— Не хмурься — ты похожа на сморщенную сливу. Держи, — Вейас достал из свёртка пару тёплых пирожков с зайчатиной и вручил мне. Живот тоскливо заурчал, напоминая, что я не ела со вчерашнего утра.

— Тебя привёл папа?

Видно, сам родитель не пожелал показываться на глаза и был прав, потому что я до сих пор злилась. Но наверное, обижаться на него по-детски глупо. Мужчины все такие.

— Нет, он отдал мне ключ. Сказал, что я должен привыкать к ответственности. Теперь я почти как хозяин замка.

Вейас выпятил грудь бочонком, показывая висевшую на шее цепь. Стало немного завидно. Теперь он сможет приходить сюда, когда захочет, а мне придётся уехать к чужим людям и их неведомому богу. Вдруг он не примет меня, как не принял мой жених?

— Чего ты всё грустишь? Улыбнись!

В свёртке осталась корзиночка из песочного теста, наполненная джемом и кремом из взбитых сливок. Вейас испачкал в нём палец и измазал мне лицо.

— Теперь у тебя усы и борода, как у мужчины, а, значит, уезжать никуда не придётся.

Я печально улыбнулась и вытерлась. Какой Вейас всё-таки ребёнок. Ещё хуже меня.

— Ты же знаешь, это невозможно. Да и не хочу я здесь оставаться. Папа ясно дал понять, что за меня не заступится.

Вейас скривился.

— Тогда давай сбежим и будем странствовать вместе. Не хочу быть цепным псом ордена, как папа, и выпрашивать милости ценой жизни близких.

Какой он хороший, самый лучший, мой братик. Стало стыдно, что я плохо о нём думала. Вейас никогда не променяет меня ни на привилегии, ни на служанок. Я порывисто обняла его и расплакалась. Жаль, побег — лишь пустые мечты.

— У тебя дар. Твой долг защищать людей от демонов. Я не хочу помешать тебе исполнить божественную волю. И сама должна покориться своему предназначению.

— Хоть на мгновение перестань повторять слова нянюшки и нудные поучения из старых книг. В них никто давно не верит. Сегодня было лунное затмение, ночь мертвецов. Мы с Бенасом и недотёпой Колье ходили на старое кладбище. Бенас до зари заставлял скелеты плясать на могильных плитах. Жаль, что кузен Петрас не смог приехать из-за траура по отцу. В такую ночь он бы оживил что-нибудь поинтересней костей с черепушками. И никакой гнев богов нас не остановил. Их придумали, чтобы ограничивать людей, навязывать волю ордена, которая выгодна лишь тем, кто стоит на верхушке. На самом деле мы сами себе хозяева, хозяева этого мира. И не обязаны подчиняться ни богам, ни ордену, ни даже родителям, если не хотим.

Я взглянула на хмурое небо через окно в потолке. Вот и папа вчера говорил то же самое, только я совсем забыла из-за волнений и странного сна. А, может, попросту не хотела помнить? Неужели там действительно никого нет, никто не наблюдает за нами сверху, не помогает и не направляет своей мудрой волей? Мы приходим из ниоткуда и уходим в никуда. Тогда зачем все это замужество, родовые схватки, дети, которых придётся отдать чужим людям, болезни, дряхлость и, наконец, смерть? Для чего вообще жить?

Что-то звякнуло в вышине, застучала труба, выпуская очередное голубоватое облачко. Оно обволокло меня собой, вспыхнуло, окатив тёплой волной, и исчезло.

— Что это было? — удивлённо спросила я, оглядывая трубу и древние надписи. В этот раз точно не почудилось.

— Я ничего не видел, — нахмурился Вейас. — Ты здесь всегда такой странной становишься. Пойдём, я знаю, что тебя развеселит.

Он взял меня за руку и потащил за собой. Труба снова жалостливо звякнула на прощание. Неужели этого никто не слышит? Может, Вейас прав, и я схожу с ума? Не стоит больше здесь бывать.

Мы прошли потайными ходами в южную башню. Вейас подсадил меня, и мы выбрались на ветхую крышу, прошли по карнизу и уселись, свесив ноги. Отсюда как на ладони просматривался внутренний двор. Там суетились слуги: запрягали в кареты и повозки лошадей, таскали сундуки с вещами, усаживали господ в сёдла.