Страстное тысячелетие - [46]

— Моисей, наконец, дождались мы тебя, поспеши ко всем! Нет, не вопли это и не плачь. Не хоронят никого и не празднуют. То песни языческие, поклоняются люди тельцу золотому, что я сделал для них — как бы мне ещё было отвратить их от распутства и грабежей — собрать я мог их золото, а удержать не мог, вот и решился слить всё воедино, чтобы никто не мог забрать каждый своё.

— Вот вы каковы, сыны Израилевы! Больно смотреть на вас. Как? Вы из плена бежавши столько злата на себе несли через пустыни и горы — от одного плена бежали, а другую неволю на себе волокли! Чем работать не взяли вы, книги побросали, а золото несли на себе. Кого из вас накормит золото в пустыне? Или напоит оно вас? Безумцы, вот он — бог ваш, ему и поклоняйтесь! Безумен и я хотел избавить от рабства вас, а вы своего господина на себе носите. Сей же час в огонь этого идола — расплавить и в воду слить! Пейте, пейте все и скажите — вкуснее вам стала вода оттого, что бог ваш в ней? Пейте все, ешьте вашего бога, накормит вас он? Я нашел вам путь, мне открылась дорога, да только по ней ли вам идти? Любите вашего кумира, коли вам он дорог, только с ним ни в каких местах не найдете вы свободы!»

* * *

— Они спят, а мне не спится. Предчувствую недоброе. Затмение близится. Затмение солнца. И не только его…

* * *

ПРОРОК

«Он просился ко мне, но я ему отказал. С какой стати давать ему приют? Кто он мне? Нет, этим я сыт по горло. Пустил я к себе детство — унесло оно моих забавы. Пустил я юность — унесла она у меня веру в справедливость, лишила покоя, возбудила страсть к переменам. Пустил мудрость, и лишила она меня уважения к себе — показала тщетность усилий и вред, наносимый мной из-за гордыни моей. А теперь еще и пророка мне пустить? Прогнал прочь его, дабы оставил меня со своим. И проклял он меня — обрек на вечные скитания. И с тех пор дух мой скитается по горам и долам, во все страны заглядывал я, во все времена, и на планетах я духом своим побывал, и в прошлое смотрел, и в будущее, но не нашел я покоя, ибо нет его, и не нашел я гармонии, ибо нет и её…»

* * *

— Учитель, против тебя злоумышляют! Я слышал, что Каиафа и Анна посылают стражников, чтобы разыскать тебя.

— Зачем же искать того, кто не прячется?

— Они хотят схватить тебя тайно, когда поблизости от тебя нет друзей.

— Ну так долго же они будут искать случая. Я всюду окружен друзьями, разве не так? Уж если они пожелали избавиться от меня, им придется хватать меня на виду у сотен людей.

— Они же могут застать тебя в каком-нибудь доме, где ты ночуешь.

— Сейчас тепло, Петр, и мы ночуем под открытым небом.

— Если же они схватят тебя, мы будем сражаться и все погибнем за тебя, Учитель!

— Нет, Петр, вы не сделаете этого. Я не хочу, чтобы меня защищали ценой собственной жизни.

— Учитель, без тебя наша жизнь нам не дорога.

— Петр, значит ли, что тебе не дороги те истины, которые мы вместе открывали?

— Учитель, как ты можешь так говорить? Твоё слово свято для нас, твоё учение вошло в нас!

— Так несите его людям, ибо не только для вас мое слово, но и для многих других. Если каждый расскажет другим двенадцати благую весть, а те — ещё каждый двенадцати, и так далее то тысячи тысяч людей услышат доброе слово. А если мы все погибнем, то каков итог? Ради чего я вас учил? Разве для того, чтобы вы сражались?

— Учитель, если так случится, что же нам — стоять и смотреть, как стражники хватают тебя?

— Именно, стоять и смотреть, что же вы сможете сделать? А если вас станут обвинять в дружбе со мной, то отречетесь и уйдете с миром, для того, чтобы в другом месте проповедовать мои слова.

— Никогда! Нет, Учитель, я не смогу отречься от тебя!

— А я говорю, что отречешься, и коли случится так, что схватят меня нынче вечером, то ещё до того, как пропоют петухи, отречешься хоть и трижды пришлось бы поклясться о том, что не знакомы мы. Ибо мне важнее, чтобы вы были живы и помнили слово мое, чем чтобы погибли, как Иоанн.

— Учитель, не тому ты нас учил и не дело ты говоришь!

— Молчи, Иуда!

— Нет, я молчать не буду! Ты хочешь сделать из нас предателей? Ты видишь в нас предателей, хотя никто из нас тебя не предал!

— Слова мои я и тебе повторю — если на то пойдет, то и ты меня предашь, но жизнь свою спасешь.

— Никогда! Я свою жизнь отдам за тебя, если потребуется!

— Ну, так значит, не тому я вас учил, и не верно вы меня поняли. Вы сотворили себе кумира из меня, сына человеческого! Даже ложные чудеса устраивали, чтобы у меня больше было учеников. Думаешь. Иуда, я не догадался, что дочь старейшины синагоги была опоена тем зельем, которое я научил вас изготовлять? Я привел её в чувство, а вы возвестили, что я воскресил её из мертвых! Этому ли я вас учил? Учил ли я вас обманом ловить души и сердца людей?

— Она сама виновата! Она украла у меня бутыль и пила из неё.

— Вы должны были следить за тем, что приготовили и не допускать, чтобы непосвященные пользовались им. А если бы она умерла? Грех этот был бы на твоей совести и на моей также.

— Нет, не грех это — воровке отравиться тем, что она украла — сама она и была бы виновата.

— О чем ты говоришь? Дочь старейшины — воровка? Уж верно, она решила, что это волшебное лекарство. Может быть она сочла его эликсиром красоты? Не ты ли её в этом убедил?