Страстное тысячелетие - [44]

— Ты утомился, император. Ты — бог, ты не умрешь, разве боги умирают?

— Нет, я умру, хоть я и бог. Конечно, я попаду на Олимп, все так говорят. А кто не верит всем — тот глупец. Но прежде я умру. А мне так не хочется умирать. Силы покидают меня, а столько еще надо сделать. Сын мой — справится ли он с такой большой империей, какую я оставляю ему? Обо многом я подумал, многое преуспел, а вот о наследнике не позаботился. И вот я тут, среди жары этого душного города… Вавилон мстит мне. Ты слышишь, Лео, я виноват перед ним. Я хотел ему славы, я приказал разрушить остатки Башни, расчистить площадку и возвести новую башню, ещё выше и красивее, но я не успел, отвлекся, забыл. Вчера я увидел пустую площадь и вспомнил.

— Великий Александр, прикажи, и башня будет построена!

— Поздно, ни к чему. Живой Александр уже не успеет подняться к богам Олимпа, а мертвый итак скоро предстанет перед ними. Лео, мне душно, я задыхаюсь. Вавилон мстит мне за поругание. Много городов я разрушил и отстроил заново, много храмов сравнял с землёй, но всегда я был прав, Лео! Я наказывал непокорных, я изгонял идолопоклонство, я уничтожал дикость и невежество, я заставлял народы трепетать пред моим именем и отвращал их от их заблуждений, нес им истинную веру, я приводил их в лоно богов Олимпа, нашим богам я посвящал свои победы. Но башню я разрушил не со зла, Лео! Я хотел её заново отстроить, ещё выше, ещё краше!.. Посмотри, что получилось. Десять лет пустует это место, с тех пор, как я покорил этот город и покинул его, на этой площади, здесь, где стояла башня — пустота. Даже люди не ходят тут. Они обходят стороной это место. Только вороны осмеливаются садиться сюда. Ворон — гордая птица. Но когда я приближался к Вавилону в этот раз, ты помнишь, Лео, живые вороны клевали мертвых. Такого никто не видывал, не к добру это. Не в добрый час я вернулся в Вавилон. Этот город душит меня. Все, что я хотел разрушить мне удавалось, но то, что я решил построить, не удалось, и Вавилон мне мстит. Я задыхаюсь.

— Великий Александр, позволь перенести тебя в прохладное место?

— Да, Лео, прохлады — вот чего я хочу. Но где ты найдешь прохладу в этой духоте? Жарко… Люди сходят с ума от жары, даже звери сходят с ума. Моего любимого льва лягнул осёл, и лев умер. Дурное предзнаменование, Лео, я умру.

— Государь, это предзнаменование не о тебе. Умру я, ведь меня зовут Лео. Прикажи меня убить, исполни волю богов — а ты будешь жить вечно.

— Пожалуй… Нет, вздор! Ты не лев, Лео, а кроме того… Ты помнишь печень у жертвенного животного была поражена! Вот и другое знамение.

— Это жрец виновен, прикажи его убить.

— Я бы так и сделал, но жреца звали Пифагор, и я подумал, возможно, он тоже философ, как и тот, другой? Одного философа я уже казнил, а ведь он был родня Аристотелю.

— И Аристотель был так же горд. Философы не преклоняют головы перед царями, они не чтут даже богов! А тот не почитал тебя, который и царь и бог!

— Я — бог, ты прав. Пятого дня на пиру я пил из чаши Геракла. Но, Лео, когда я поднял кубок, я почувствовал резкую боль в спине.

— Это старые раны, император и жара. Прикажи перенести тебя в сад.

— Да, я задыхаюсь. В сады, пусть перенесут меня в сады царицы Шаммурамат!.. Скорей!

* * *

— Боги, вы сжалились надо мной! Вавилон меня прощает! Как здесь хорошо! Какой я был глупец, что стремился куда-то! На востоке меня называли Аль Искандер, и верили, что это чело мое, а не шлем блестит как золото, и рога на моем шлеме — это мои рога. Они называли меня богом, и я им верил. Тех, кто не верил, что я — бог, я заставил поверить. Я покорил все народы, до которых смогла дойти моя армия, и если бы было, куда идти, я пошел бы дальше! Но нигде мне не было так хорошо, как здесь. Такая прохлада, и аромат цветов… Они напоминают мне родную Македонию. Зачем я покинул её? А зачем покорял мир? Не лучше ли было провести всю жизнь в этих садах? Диоген посмеялся надо мной, я его спросил: «Чего ты хочешь? Я могу выполнить любое твое желание!», а он ответил: «Посторонись и не заслоняй мне солнце!». А теперь и у меня было лишь одно желание, чтобы эти прекрасные деревья спрятали меня от солнца. Значит, солнце — сильнее меня, хоть я и бог? Не оно ли помутило мне разум, и я забыл о башне? Солнце, ты испугалось, что я доберусь до тебя и покорю тебя своей силой? Нет, нет, мне не нужно солнца. Я не хочу солнца. Я хочу остаться в этом саду навсегда…

* * *

— Великий Александр, прибыли гонцы от наместника Эфиопии.

— …

— Великий император!..

— …

— Тихо, Император спит…

— …

— Император умер».

* * *

— Учитель, почему в Иудее три власти?

— Ты имеешь в виду власть Цезаря, власть тетрарха и власть церкви?

— Да.

— По сути есть одна власть — власть Рима, которую осуществляет прокуратор Египта Понтий Пилат. Он — глаза и уши Цезаря, а также его карающий меч. Но самое главное, он — кошелек Цезаря. Он собирает дань и отсылает её в Рим. Первосвященники и тетрарх прислушиваются к Риму и не идут ему наперекор. Все они хотят одного и того же.

— И это хорошо, учитель, ведь так? Как же было бы разобраться нам, кого слушать, если бы они все требовали разное?