Страстное тысячелетие - [11]

* * *

— Иисус, опять тебя привели ко мне. Что же твоему царю ты не подвластен? Как я погляжу, тебя вырядили, словно царя! Или правда, что ты и есть царь Иудейский?

— Это твои слова, тебе и судить об их справедливости.

— Почему ты не говоришь прямо? Царь ты или не царь?

— Я не царь, но иудеи — мой народ.

— Твоя судьба в моих руках, а ты говоришь загадками. Понимаешь ли ты, что от твоих ответов зависит твоя жизнь?

— Всё в руках судьбы, а не в твоих. И ты сам не можешь ничего изменить. Тебе только кажется, что у тебя есть власть, на самом деле ты плывешь по течению той реки, что называется жизнью, и не управляешь своим кораблем. Все вы отдались на волю волн, так что всё предрешено.

— Да ты безумец! Эти люди хотят твоей смерти, а я не вижу твоей вини, кроме глупостей, которые ты говоришь. Сколько глупцов на свете безнаказанно говорят! Всякого глупца казнить — крестов не хватит. Нынче праздник, и я могу отпустить одного осужденного. Вот этот, мне кажется, как раз подходит для этого.

— Распять его! На кресте распять!

— Одни безумцы хотят казнить другого безумца!

— Я не более безумен, чем ты.

— Нет, и впрямь, он не здоров. Он дерзает ровнять себя со мною. Знаешь ли ты, что я Прокуратор всего Египта, а ты всего лишь мятежник иудейский?

— Я богаче тебя: больше людей любят меня, чем тебя.

— Посмотри, сколько людей тебя ненавидят. Все они взывают о твоей казни.

— Эти люди ненавидят не меня, а тебя, а в твоем лице тиранию Рима. Они боятся, что из-за меня гнев Рима падет на их головы. Это их страх кричит, а не ненависть.

— Распять его! Распять! Распять, распять, распять!!!

— Бичевать его и довольно за вину его. Эй, стража. Всыпать ему, чтобы язык развязал.

— Ещё и это. Сколько же у вас пыток приготовлено для того, кто раскрывает вам глаза.

— Ну, иудеи, смотрите, как сечь будут вашего царя… Сечь его.

* * *

— Каков же упрямец! Его секут, а он молчит. Я бы подумал, что он и говорить не может… Хватит!!! Довольно! Разошлись — скоро уже и мяса на спине не останется! Так сечёте, что кровь брызжет! Уже и до меня капли долетают. Вот и на руке капля. Капля его крови на моей руке. Одна только капля. А как неприятно. Обтереть… Ну, что, угомонились вы? Отпустим его теперь?

— Смерть! Распять! Казнить!

— Научился ты уважать Рим, Иисус?

— Я его презираю ещё больше.

— Ты надолго запомнишь эти плети, я надеюсь.

— Рим будет помнить о них всегда.

— Рим о тебе даже не узнает, Иисус.

— Этот Рим скоро погибнет.

— Ты слышишь, Иисус, твои сограждане ещё громче кричат «Распни!»

— Вы опустили их до скотского состояния, поэтому они при виде крови теряют голову. А мне противно видеть твою кровь. Я не кровожаден. Уведите его.

— Распни его, Пилат!

— Да вы что, ополоумели? Как однако легко требовать смерти, когда не от тебя зависит решить это дело… И как тяжело отправить на смерть того, к кому не питаешь ненависти, когда лишь от тебя зависит — жить ему или умереть…

— Распни! Распни!

— Так вы не хотите, чтобы я его помиловал?..

— Распни!

— Распять?..

— Распни! Распни! Распни!

— Эй, вы там, хватит! Хватит орать, я говорю. Прочь его от меня — делайте с ним, что хотите, и чтобы я больше его не видел и не слышал о нем! Вам нужно С меня довольно. Такой день испортили. А ведь ещё и праздник. Прочь его увести. Хотите распять — так распните. Кажется, у Ирода довольно стражников для этого дела. А я умываю руки.

* * *

— Иисус, сын Иосифа, ты называл себя Христом и царем Иудейским. Ты призывал к мятежу против власти Тетрарха Ирода, призывал к неповиновению святой церкви, клеветал на первосвященников Каиафу и Аннана, оскорбил Прокуратора Понтия Пилата. Ты бесчинствовал в храме. За эти преступления ты приговорен к распятию на кресте до смерти, и приговор этот будет сейчас исполнен. Тебе даровано право поцеловать детей, обнять жену и выпить уксус с добавлением полыни и желчи для притупления боли. Желаешь ли ты воспользоваться дарованным правом?

— Жены у меня нет, дети же мои — все вы, не хватит моей жизни всех поцеловать. От уксуса я отказываюсь. Нет такого уксуса, что смирил бы боль моей души.

— Начинайте.

* * *

— Отец, если бы ты помог мне найти сил испить эту чашу!

— Вы слышали? Он просит пить!

— Дайте ему уксус!

— Вот, славная мысль! Да только как?

— Губку смочите и на копье подайте.

— Голову отворачивает.

— Пей, Иисус!

— Отец! Тебя вспоминаю перед смертью своей. И душой устремляюсь к тебе…

* * *

— Великий прокуратор Понтий Пилат извещает о том, что он прощает смутьяна и преступника Иисуса из Назарея и разрешает снять его с креста.

— Это он нарочно ждал, пока он умрет!

— Молчи, женщина, как бы прокуратор не передумал.

— Слава великому и милостивейшему прокуратору Понтию Пилату!

* * *

— Ну, что, Админ, спокойно стало в Иудее?

— Великий тетрарх! Всё замечательно! Народ славит великого тетрарха Ирода Антипу за установление мира и спокойствия в стране.

— Уж прямо так и славит? Твои крикуны, что ли, стараются?

— И мои люди присоединяют свой голос к голосу народа.

— Ну, я, право, так и думал. Надеюсь, этого Иисуса скоро позабудут.

— Уже позабыли, и памяти о нем нет.

— Как так? Тело-то его погребли ли?

— Тело отдали матери и она с его полюбовницей его унесли в пещеру, обернув плащаницей. Умастят благовониями, и похоронят, как выберут подходящее место.