Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х - [8]

— что я могу предложить? — вскричал, подумав, сынок — я уже предложил ВП! — Папаша кисло кивнул — люди, конечно, забавные существа, сказал Сисин — но быстро надоедают — почему я узнал о тебе так поздно? — с неудовольствием сказал Сисин — я даже не подготовился — не до конца прочел — Ветхий вообще похож на бульварную литературу — Сисин сказал уважительно: — ты интересно придумал — ты здорово связал — оживился он — долго простояло — гниет, но стоит — вообще ты тожеим надоел — признался Сисин — стал расхожей фигурой — я даже стесняюсь родства — стараюсь скрыть — неловко — засмеют — но умирать с тобой лучше, чем без — он остался ночевать — спали вповалку — онспал вечным сном — вдова ходила безутешная — на следующий день все повторилось — к вечеру стало скучно — я взял Зощенко перед сном — давился от смеха в дачную, без наволочки, подушку — боялся, услышат — все равно бы сочли за рыдания — я не заметил, как Льва Семеновича положили в гроб — взяли — несут — вдова: под ногтями черно и грязно — мне вдруг надоело, что она убивается — не то, чтобы переигрывала, но затянулось — вообще-то она хорошая — (добрее к людям) — на журнальном столике валялись письма — я полистал — он писал, что не может без нее жить — готов все бросить — пойти голым, голым! по свету — только бы она была с ним — мне стало не по себе — я был неспособен на такие сильные чувства — покойник обыграл меня в сентиментальные шахматы.

Ящик с говном — маленький тик миланской женщины в черном — ее брат разрушил итальянское искусство — в восторге шепнул мне на ухо бывший анархист пофранцузски — буоне сера, синьора![4]— заискивающим голосом прокричал он ей вслед — ценя иерархию бунта — понаехало народу — на похоронах у него вновь проступила улыбочка нас не наебешь— молодой академик Рожнов стоял в отдалении: впечатлительный, он боялся мертвецов — ему по рангу разрешалось — были даже неизвестные поклонники таланта — это подчеркивалось в выступлениях — у гроба го-го-го сильно, гру-гру смело — блеснула новыми разоблачениями начинающий поэт-правозащитник Римма Меч — она недавно вышла на Красную площадь и теперь почти ничего не боялась — мученик вы наш! даже если вы умерли сами, они все равно вас убили — бросила загадочную фразу — мне было стыдно за мое молодое косноязычие — одну студентку-поклонницу пригласили за стол как Читателя с большой буквы — она зябко куталась в куцый платок — некоторые сочли, что она стукачка— я тоже: так было интереснее — Читатель мало пил — однако под конец подвыпил — увидев, что я самый незнаменитый, она спросила меня, кому бы показать свои стихи — все-таки она была не совсем настоящий Читатель — ну, давайте мне — она с подозрением посмотрела на меня — полезла в сумку за рукописями — тут все в одном экземпляре — не потеряйте — протянула листочки — вы разберете мой почерк? — мы с ней тихо чокнулись за победу нашего безнадежного дела— своя! — вдруг все сорвались и уехали — пьяные — непьяные — и вдову увезли, и Читателя — Римма Меч обнималась в сенях с волосатым Феликсом — их тоже увезли, от греха подальше — меня оставили сторожить дом — задание — остались одни еловые лапы — долго не гасло летнее солнце — чтобы гэбэ не приехало арестовать архив — я не очень верил — он строил дом, выращивал малины — впрочем, Лев Семенович написал два пылких открытых письма — но не отправил — изменилась атмосфера — я остался с большой бежевой собакой — согласился, не думая — они сказали: завтра приедем — я даже гордился — доверили — по буфету пронесся козлом мой преданный Никифор — доверенное лицо — я обычно проветриваю после его ухода — чего это он? — в восторженном порыве — разлетелся с чашечками кофе — я никогда до тех пор не отмечал в нем вдохновенного лица — пронесся снова — я вразвалку подошел к нему — обозначая походкой чувство превосходства — обожаемый им цинизм — он всегда был готов на скорый верноподданнический хохот — на просьбы взять в ученики — с трудом продравшись сквозь Век Пизды, Ирма похудела на пять кило — среди всех изменений, которым подверглось знание различий, признаков, эквивалентов, слов — короче, среди эпизодов глубинной истории лишь один, который начался на пороге XX века и, возможно, скоро закончится, позволил явиться образу пизды — таким образом, взяв относительно короткий временной отрезок и ограниченный географический горизонт, можно быть уверенным, что пизда — изобретение недавнее — вовсе не вокруг нее и ее тайн издавна рыскало голодное человечество — Ирма перерыла бумаги — среди черновиков нашла короткую открытку от Маньки — расписку в любви — уничтожила — она уничтожала все запретное — подозрительные фотографии — за столиком сидела Манька — он не видел ее семь месяцев — присаживайтесь — угодничал Никифор — на его лице Сисин увидел тень мужской уязвленности — Сисин не умел о нем думать — он относился к нему, как к верблюду — носильщику интеллектуального хлама — не обижал — не хотел, чтобы тот надорвался — а мы как раз о вас говорили — сказал Никифор — ругали небось? — как можно! — я себе новый псевдоним придумал — похвастался Никифор — опять, наверное, неудачный — огорчился Сисин — Манька, улыбаясь, смотрела на Сисина — ну, чего? как дела? — спросил Сисин, пока Никифор бегал за кофе для него — хорошо — улыбаясь, сказала Манька — ты такая родная — сказал Сисин — страшное дело! — вы с сахаром? — донеслось из буфета — наживаешь себе очередного врага — заметила Манька —