Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х - [6]

— прочитала — вместо Малаховки — кто там? — аи— вместо свои — аи— растроганно повторила она — это бабушка записывала за мной — никто на свете не заставил бы Маньку хохотать над чужой Маляхахой— как она рассматривала мои фотографии! — так никто не рассматривал — и ее нет рядом со мной — Рыжий Крокодил стала однолюбкой — они развернули Бормотуху задом — кстати, ты знаешь о метастазах? — Бормотуха работала над их гениталиями — она строила памятник из сисинского хуя — не может быть, огорчился Сисин — засунь ей пальчик в жопу — я предложила пусечкежениться на мне — призналась Крокодил — ведь кто-то должен проводить его в могилку — да-да, это мило с твоей стороны — подумав, согласился Сисин — но он женат — вспомнил он — ааа — поморщилась Крокодил — это не считается — авангардисты не умеют умирать — улыбнулся Сисин — почему? — отозвалась Бормотуха — они считают себя бессмертными — разъяснил ей Сисин — Спиридонов, блин, не такой дурак! — Крокодил сердито подергала коротко-стриженую пизду Бормотухи — та смачно чавкнула — обнявшись, смотрели — ну, и где тут разврат? — ни-ни разврата, хихикнув, заверила его Крокодил — замечательно, сказала Бормотуха — с другими словами у нее напряженно — он собрал Крокодила и Бормотуху в охапку — бабы — объявил он торжественно — я сын Иисуса Христа! — иииии! — сделала авангардный Крокодил — замечательно— обрадовалась Бормотуха — поклоняюся Тебе, очищающему вся беззакония моя — запела Крокодил хорошо поставленным ангельским голосом — когда-то она пела в церковном хоре — помилуй мя — озорно вывела Бормотуха — поклоняюся Тебе, знающему страстное естество мое и слабость — звенел петербургский голос — помилуй мя! — девки попадали на колени — кровать затрещала — втроем они грохнулись на пол — не болтай глупостями! — заливалась Крокодил, тыча пальцем в опрокинутого Сисина — Бормотуха, рыдая от смеха, еще долго ползала по полу — дуры, я серьезно — нахмурился Сисин.

У Льва Семеновича славная улыбочка: нас не наебешь— он вошел и сразу заспорил — кухонная культура в тот вечер коснулась и моего дома — кухня в цветах — моя культурная мама — с секретом— как можешь догадаться — Жуков покраснел — все-таки Жуков простоват для этой истории — Лев Семенович — к книгам: — хорошие книги читаем — к тому же, не зная почти ничего, склоняюсь скорее к теософии — Блаватской балуюсь — мечтаю о новом единении — видя в христианстве лишь мутные знаки — как тут умирать? — да — кильки хорошие — за кухонным столом чувствую нарастающую симпатию — Роман Родионович — я всегда не очень верил, что он мой отец — недоволен — в тот вечер я возненавидел его оптимистическую бородавку на лбу — Вера Аркадьевна готовит помфрит — во фритюрнице — по-нашему (семейное слово) фритнице — когда Вера Аркадьевна кушает, у нее пища часто падает изо рта на кофточку — жареная картошка, куски яблока, конфеты, мясо, кильки, салат — все кофточки в пищевых пятнах — Сисин тоже все роняет изо рта — пошел в мать — свинячится — особенно, когда жадничает — Сисин снимает с голубой рубашки упавшую пищу щелчками — зоркий глаз Льва Семеновича все подмечает — наверное, тоже сочиняете? — вспыхиваю — мне безличностный бог почти симпатичен — но жалко растаять бесследно — при езь ко мне — приплод — поговорим — г ур-г ур! — трется персями сизый голубь — на Клязьму — там сборы элиты — в Тарусу — там все так и кипит — из одного дома в другой — бывалый каторжник делится пережитым — бабы попадали в снег, говорят надзирателям: — пока не выебете, работать не будем! — прямо так и сказали? — весь перекуренный — все ненавидят Сталина — вода пенится за бортом — подвыпившие диссиденты, доспоривая о том, насколько Сталин был верным учеником Ленина, расходились — Сисин знал, что умрет в развороченной биографии — вначале он бредил американским десантом на Красной площади — Роман Родионович, из лучшей в мире газеты, покуривая голландские сигарки, стучал на машинке статьи, проклинающие Общий рынок — я написал Век Пизды— прославился — меня выбрали во внуки — я сам вас выбрал — Я БОГ! Я — Путь, Истина и Жизнь! — такое утверждение — ты чего это, Жуков, читаешь? — уже поддается проверке — перед нами либо душевнобольной с манией величия — либо величайший жулик всех времен, либо действительно Бог — на дворе дождь — сирень машет зелеными ветками с гроздьями сирени — все никак не желтеет, не жухнет — вечно молодая, как Кафка — продрогла на октябрьском ветру — Жуков — я — внук командарма Вселенной — мне дали неделю срока — времени нет — в преддверии катастрофы она каждый день мерит температуру — засовывая себе в попу градусник — думаешь, меня это трогает? — возбуждает? — они не посмеют — но все-таки мало ли что — Лев Семенович встречает меня на деревянной пристани — прохладный чмок-чмоксреднерусского речного прибоя — на закате лезем в гору — скользя по желтой грязи — я трепещу — ведет в дом — там пахнет драматическим трудом — не дают писать, буду строить дом — писатели — богатые люди — ездят в такси, даже если всем недовольны — к ним снисхождение непонятного свойства — Маркс говорил: — они нежные — там на днях рождения Окуджава поет песни оригинальным голосом — там евреи говорят нехорошее о русском народе в ее присутствии — сначала стесняясь — потом все увереннее, все крикливее — его будущая вдова ебется в Институте под лестницей со старшими научными сотрудниками — потому что блядь — среди женщин немало блядей — с чем трудно, конечно, не согласиться — особенно среди русских — особенно среди тех, кто уходит от мужа — он бьет ее за минутные опоздания после работы — она вытирает за ними — лишь бы подышать общим воздухом мировой культуры — они поэты в стоптанных ботинках (летом: в сандалиях с носками) — носят антисоветчину в коробках из-под ботинок — не зная других мелодий, Лев Семенович насвистывал