Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х - [3]

богадельня — сказал он — не зря там идут увольнения и перетасовки — я хочу подстригать газоны — твердо сказал Сисин — Кевин поморщился от русской многозначительности — и все-таки — к предмету семинара — как примирить американский локомотив с русским Богом? — в ответ Сисин нетерпеливо и таинственно заерзал — марихуана его не забирала — только горло драла — но он, из русской вежливости, не отказался — попали в пробку — сине-красные вертушки выли где-то впереди — Кевин вытряхнул пепельницу — ты чего? — шмонят — Кевин вынул маленький спрей, побрызгал во рту — побрызгай — Сисин побрызгал — вроде бы в Калифорнии наркотических шмонов не устраивают — хотя кто знает? — они приближались к полицейским машинам — кажется, кто-то перевернулся — посмотрели на обочину, на колеса, висящие в прохладном ночном воздухе — я же говорю, в Калифорнии не устраивают наркотических шмонов — сказал Кевин — Сисин закурил обычную сигарету — это уже было— сказал он недовольно — вези меня обратно в богадельню — pardon me? [1]— подальше от греха — добавил Сисин — Кевин успокаивающе похлопал его по колену.

Он уверял меня, что в нашей ванне водится особый грибок — его вывела та самая баба, которая нам за гроши — сапоги были вонючие, черные, старые — он никогда не пользовался стульчаком — влезал на унитаз орлом — чем меня несколько обижал — я видел, потому что он не запирался — орлом сидел часами, задумавшись — демонстрируя силу своего сфинктера — но когда напивался, что случалось с ним редко, но регулярно, блевал в туалете, забыв о брезгливости — засыпал там в обнимку — вошли поляки с курвойна устах — меня задевала эта триумфальная непоследовательность — в восьмом классе сложился его характер — до этого его обожали учителя — он был паинькой — в четырнадцать лет, в зимнем пионерском лагере, Сисин любил и даже, может быть, был любим — в актовом зале, где еле-еле грели батареи, танцевали с красными пальцами и носами — чемпион лагеря по лыжам на три километра под самодельным номером 4, Сисин особенно отличился на тягунчике— в мертвый час получил задание явиться в корпус девочек и передать им срочное послание — само по себе неподчинение мертвому часу было преступлением — маленький Сисин пошел на него, желая испытать силу воли — оделся, на цыпочках выбежал из корпуса — оглядываясь по сторонам, бежал по расчищенным аллейкам — сугробы как памятник честному дворнику стояли стеной — соблюдая предосторожности, проник — не встретил никого из воспитателей — подбежал к двери — за ней в железной казенной кроватке спала она.

Смех, оживленные голоса — дрожа от волнения, глянул в щелку — в белой ночной рубашке она высоко прыгала на кровати, да так, что все наружу — Сисин икнул — срывающимся от смеха голосом пела — ездил на ярмарку Ванька-холуй, за три копейки показывал — пауза — и страшный девичий хор разом с ней грохнул: хуй! — она рухнула на кровать — бешено завращала ногами — Сисин тихонько прикрыл дверь, не передав секретного послания — он скомкал его — бросил на пол — отчего оно тут же превратилось в жеваную бумажку в линейку — пошел прочь — маленькая ласковая пионервожатая усадила поздно вечером его на колени — она не только простила ему самоволку — она знала семейные тайны — тихим голосом говорила про маму гадости — он удивился — гладила его волнистые волосы — один узколицый, с орлиным носом — другой толсторожий — в ярких шерстяных свитерах — он пересмотрел свое отношение к двум красивым братьям, которые были старше его на год — их пальцы пахли женским секретом — они не любили Сисина — они выстрелили из пистолета Сисину в ногу — на дорожке — он вскрикнул — ходил с раной— нога распухла — он принял их сторону, не подхалимничал, ходил с ними вместе по дорожкам — руки в карманах — закурил — на Новый год в сельпо купил «Солнцедара» и килек — лег на постель — все кружилось — вскочил — испугался — блевал — как только в отрочестве блюют — светло и чисто — на постель — все это по-особому, освободительно пахло — застирал простыни — братья прониклись к нему уважением — приняли в свою компанию — это наш парень — проверенный — он блевал! — доверили пистолет — он стрелял из длинного духового пистолета по зимним птицам — падали тихо — окровавленные тушки валялись здесь и там в парке — он издевался над пионером — соседом по комнате, которого еще накануне неуклюже защищал от братьев — они наливали ему воды в постель, кричали, что он описался — тот вскакивал — хотел слабо драться — Сисин показывал ему пистолет — Сисин кусал его за нос — зубами чувствовал мягкие, детские хрящики — пионер только скулил, считал дни до отъезда — зачем прыгала на казенной постели? — зачем у тебя все было видно? — Сисин стал еще более изысканным мучителем, чем братья — он заставлял пионера нюхать липкие носки — пионер, рыдая, нюхал — братья удивились воображению сопляка — Сисин думал о том, как отомстить братьям — ласковая пионервожатая предложила выпустить его на свободу — у нее застегивалось между ног — на кнопки — по-заграничному — говорила гадости про маму — банный день — ходили возбужденные — просила показать, погладить, выпустить на свободу — как у тебя насчет девочек? — спрашивали отцовские друзья — они ели лимонный пирог — еще чайку? — Вера Аркадьевна бежала на кухню за редкостным чаем «Earl grey» — домработница Вера мыла посуду хозяйственным мылом — Сисин испуганно молчал — как у тебя насчет девочек? — друзья Романа Родионовича стучали его по спине, желали спокойной ночи — Сисин неуклюже кончил себе в трусы.