Страшный рассказ - [25]

Он сел в кресло, придвинул к себе пепельницу, в которой, к его удивлению, обнаружилось целых два окурка сигарет, которые курила Ника, и постарался спокойно, не давая воли фантазии, перебрать все мыслимые возможности. Впрочем, с фантазией у него во все времена было не ахти, так что особенно сдерживать ее полет Юрию не пришлось. Напротив, чтобы придумать, куда могла отправиться Ника в такое неурочное время, да еще и в чужом городе, да еще зная, что ее ждут, ему довелось основательно напрячь мозги.

Вещи Ники остались на месте, и вообще все выглядело так, словно она покинула номер буквально на минуту, рассчитывая сразу же вернуться. Она могла выйти, например, за сигаретами. Однако почти полная пачка сигарет лежала здесь же, на столе, рядышком с пепельницей… Правда, это были сигареты Юрия, но обычно Ника не смущалась подобными мелочами. Курила она нечасто, не отдавая предпочтения какой-либо марке сигарет. Она вполне могла дождаться Юрия, а не отправляться неведомо куда на поиски курева, которого к тому же в номере было навалом. И потом, в радиусе двухсот метров Юрий не заметил ни единой функционирующей торговой точки, за исключением все того же ресторана, так что идти за сигаретами Нике было, пожалуй, некуда.

Филатов снова покосился на пепельницу. Испачканные губной помадой непривычно короткие окурки — фактически просто обугленные фильтры — целых двух сигарет были вдавлены в пепельницу, расплющены и перекручены, как будто, гася их, Ника здорово нервничала. Осененный новой мыслью, он отыскал мусорную корзинку, но та была пуста. Значит, сигареты у Ники не кончились. Или она унесла пустую пачку с собой?

Еще Ника могла отправиться в туалет, расположенный в коридоре, прямо напротив душевой. Но просидеть в общественной уборной — Юрий посмотрел на часы и снова нервно дернул щекой, — так вот, просидеть в грязном гостиничном сортире битый час, конечно, можно, если тебя очень уж сильно скрутило, но для такого подвига требуется, как минимум, пищевое отравление, а еще лучше — внезапный приступ дизентерии. Или, скажем, холеры, или еще какой-нибудь острой кишечной инфекции. Час назад Ника выглядела совершенно здоровой, и вообще, весеннее Подмосковье — это все-таки не Кабул и даже не Грозный в разгар летней жары…

Не усидев на месте, Юрий сунул в зубы окурок, встал и быстро пошел к дверям. Потом, вспомнив, вернулся, сунулся в свою сумку и выкопал лежавший на самом дне мобильник. Телефон был включен — заслуга Ники, которая желала иметь доступ к Юрию в любое время дня и ночи. Более того, на дисплее темнела стрелочка, указывавшая на то, что за время его отсутствия кто-то пытался ему дозвониться или прислал сообщение.

Путаясь в кнопках — никак он не мог привыкнуть к этой чересчур мелкой штуковине, — Юрий вызвал меню и обнаружил, что сообщения не было, а был звонок, причем звонок с аппарата Ники. Это показалось ему чертовски странным: зачем ей понадобилось звонить, зная, что он отправился в душ? Или она рассчитывала, что он захватил аппарат с собой? Наверное, так; сама она не расставалась со своим мобильником ни днем, ни ночью, он был для нее таким же необходимым аксессуаром, как… Не найдя сравнения, Юрий махнул рукой и на ходу просмотрел запись. Судя по всему, Ника звонила ему минут за пять до того, как он вернулся в номер.

Все это было как-то очень странно и непонятно. Юрий не представлял, куда и, главное, зачем могла подеваться Ника, и для чего ей понадобилось звонить ему на мобильник, в то время как он спокойно плескался в душе. Он вспомнил полупьяных аборигенов возле универмага, вгляделся в сгущающиеся сумерки за окном, и ему стало не по себе. Мобильник все еще лежал в его ладони, и номер телефона Ники отчетливо чернел на медленно тускнеющем дисплее. Ника не расставалась с телефоном; следовательно, существовал простой и быстрый способ узнать, что с ней произошло. Большой палец Юрия сам собой лег на кнопку вызова и утопил ее.

В трубке послышалось электронное пиликанье — привычное, но от этого ничуть не менее противное. Затем там заиграла бравурная музыка, и бодрый женский голос сообщил Юрию, что абонент, которого он вызывает, временно недоступен. Юрий дослушал до конца, а когда безличный автоматический голос начал повторять то же самое по-английски, прервал связь.

«Ненавижу мобильные телефоны, — подумал он. — Абонент недоступен… Как прикажете это понимать? Вряд ли она за такое короткое время успела удалиться из зоны покрытия телефонной сети. Проще предположить, что телефон у нее просто выключен. Тогда получается какая-то ерунда: сначала она мне зачем-то звонит, а потом берет и выключает телефон, не дожидаясь ответного вызова, даже не сделав попытки еще раз до меня дозвониться…»

Он сунул телефон в карман, взял со стола сигареты, нашел среди разбросанных по кровати вещей свой бумажник и спешно покинул номер. Дежурной по этажу по-прежнему не было на месте. На ее столике горела лампа под старомодным стеклянным абажуром янтарно-желтого цвета, в световом круге лежал забытый иллюстрированный журнал, а в пластмассовой мусорной корзине, что стояла под столом, было полно шелухи от подсолнухов. Юрий бегом спустился по лестнице и оказался в полутемном вестибюле, освещенном горящими через один потолочными светильниками. Позади стойки тоже горела настольная лампа под точно таким же, как и на втором этаже, янтарным абажуром. Дежурного администратора на месте не было. Юрий подошел к стойке, заглянул за нее и увидел рядом с журналом регистрации лежащую обложкой вверх книгу, которую давеча читала администраторша. «Прямо как на „Марии Селесте“, — подумал Юрий, вслушиваясь в доносившееся откуда-то из глубины помещения за стойкой бормотание работающего телевизора. — Все вещи на местах, а людей как корова языком слизала. Ни души…»