Голубое небо поблекло от жары, море синело, как сапфир, а солнце размытой слепящей точкой висело в зените, когда видавший виды гидроплан, щеголявший яркой желто-красно-черной надписью "Sunny airways", вопреки элементарным законам физики и некоторым постулатам так называемого здравого смысла, совершил благополучную посадку в бухте некоего кораллового острова. Гидроплан был восьмиместный, и три места в нем оставались незанятыми.
Надрываясь изношенными движками и поднимая в бухте мелкую неспокойную волну, гидроплан причалил к пирсу. Собственно, пирсом это сооружение, кое-как состряпанное из выбеленных морем бревен и прогибающихся под ногой досок, назвать было трудновато. Это был скорее обыкновенный причал, способный принять пару-тройку рыбачьих каноэ, но никак не гидросамолет, пусть даже такой мелкий и устаревший, как этот ровесник птеродактилей.
Облезлый дюралевый поплавок с глухим стуком ударился о сваю, заставив ветхий причал содрогнуться. Бешеное вращение винтов замедлилось и наконец прекратилось вовсе. Моторы в последний раз сердито выстрелили выхлопами и заглохли. Двое негров, одетых в линялые парусиновые шорты и рубашки навыпуск, вооружившись баграми, подтянули неповоротливый гидроплан к причалу, обмотали вокруг сваи выброшенный из кабины пеньковый конец и подали трап. У одного негра был подбит левый глаз. На шоколадной, с фиолетовым отливом коже синяк был почти незаметен, но воспаленное красное глазное яблоко выглядело крайне неприятно.
Первой на причал сошла стюардесса – миловидная мулатка в небесно-голубой униформе. Провожать пассажиров, стоя у открытой двери самолета, как это бывает обычно на более крупных воздушных судах, она не могла – сделать это не позволяли размеры гидроплана. Стюардесса излучала ослепительную улыбку, впечатление от которой несколько смазывалось резким контрастом с усталым и равнодушным взглядом. Раз в неделю доставлять любителей экзотики с побережья на остров в норовящем рассыпаться прямо в воздухе бренчащем летающем гробу – не самый лучший способ зарабатывать деньги. Что же до экзотики, которой здесь, на острове, и в самом деле было сколько угодно, то стюардесса была сыта ею по горло.
Вслед за стюардессой, осторожно ступая по шаткому трапу, на причал по одному перебрались пассажиры. Их было пятеро: две семейные пары, в которых можно было узнать американцев, и одинокий мужчина лет тридцати пяти – сорока. Одна из американок – толстая, рыхлая и белая, словно вылепленная из простокваши, – громко, на весь причал, жаловалась на тошноту. Вид у нее и в самом деле был не ахти, а в ближайшее время обещал стать еще хуже: тропическое солнце не щадит людей с изнеженной белой кожей. Муж толстухи, больше похожий на ее единоутробного брата, сверкая поляроидными стеклами очков, бережно поддерживал ее под локоток и бормотал что-то успокаивающее. Очевидно, идея приехать сюда принадлежала ему, и он начал пожинать горькие плоды собственной настойчивости.
Стюардесса проводила их дежурной улыбкой, воздержавшись от положенных, в общем-то, в подобных случаях извинений за причиненные неудобства. Во-первых, никаких особых неудобств толстуха в полете не испытала – погода стояла отменная, и гидроплан ни чуточки не болтало. Не нужно было объедаться гамбургерами в аэропорту, вот и не было бы проблем... А во-вторых, стюардесса вовсе не хотела вызывать огонь на себя, встревая со своими извинениями, которые все равно никому не нужны. Поэтому она лишь лучезарно улыбнулась, помогая толстухе и ее мужу перебраться с трапа на причал, и тут же отвернулась, снова включив улыбку навстречу следующей паре туристов.
Эти были вылеплены из другого теста – оба поджарые, спортивные, явно проводящие массу времени в тренажерных залах и соляриях. На холеном, лишенном возраста лице женщины застыло брезгливое выражение, адресованное толстухе. В ушах и на шее у нее покачивались, сверкая острыми сине-белыми искрами, маленькие бриллианты, и даже здесь, в тропиках, она была на высоченных каблуках. Ее черноволосый голубоглазый спутник напоминал мужчину с обложки модного журнала и даже одет был как манекенщик, рекламирующий летний гарнитур для отдыха в тропиках. Он смотрел по сторонам со снисходительным любопытством, принимая экзотику здешних мест как нечто само собой разумеющееся, предусмотренное контрактом, включенное в счет и заранее оплаченное, что, кстати, целиком соответствовало истинному положению вещей. В отличие от первой пары, напоминавшей чету фермеров из какой-нибудь Айовы, эти двое были похожи на преуспевающих ньюйоркцев. Впрочем, и тех и других здесь ждали одни и те же развлечения: рыбалка, купание, выпивка под навесом из пальмовых листьев, обильная еда и устраиваемые специально для туристов ночные танцевальные шоу при свете смоляных факелов.
Последним на причал сошел одинокий турист, всю дорогу вызывавший у стюардессы повышенный интерес, который она умело скрывала. Менее всего этот человек походил на туриста; по мнению стюардессы, которая родилась и выросла на соседнем острове, ему вообще нечего было здесь делать. Он был широкоплеч, мускулист и крепок, но мускулатура эта росла явно не в тренажерном зале. Даже загар у него был какой-то не такой: он имел красноватый, кирпичный оттенок, совершенно не похожий ни на тот, что дает тропическое солнце, ни тем более на результат ультрафиолетового облучения в солярии. Рост этого, с позволения сказать, туриста на глаз слегка превышал шесть футов; волосы его, от природы русые, полосами выгорели на солнце. Черты лица выдавали в нем уроженца старушки Европы и даже, очень может быть, славянина. Квадратный подбородок незнакомца и решительный разрез губ придавали физиономии привлекательную мужественность, а отчетливо выделявшаяся на загорелой коже полоска старого шрама над левой бровью указывала то ли на бурное прошлое, то ли на игнорирование достижений пластической хирургии. Несмотря на легкую хромоту, он ступал по прогибающемуся дощатому трапу легко и твердо, как по асфальту, да и во время полета этот странный турист вел себя идеально: похоже, он от всей души наслаждался самим процессом преодоления водной преграды на древнем двухмоторном гидроплане и не испытывал ни малейших неудобств, даже когда легкая машина проваливалась в воздушные ямы. Одет он был просто и, как показалось стюардессе, не по погоде. Ну, хлопчатобумажная футболка и блекло-голубые джинсы – это еще куда ни шло, но обувь!.. Странный турист был обут в тяжелые кожаные ботинки на толстой рубчатой подошве, как будто не на морской курорт приехал, а собрался покорять Эверест или девственные джунгли Амазонки.