Страшные истории Сандайла - [108]
На бесформенную груду, лежащую в свете фар, даже не смотрю.
ЖИРНЫЙ КРАСНЫЙ КРЕСТ.
«В глаз ему иглу воткни», – довольным тоном произносит Бледняшка Колли. Но я смайлик в виде кричащего в ужасе призрака. Я не могу переварить всего только что случившегося. По всему моему телу пробегают волны дрожи. Внутри ворочается какая-то влажная горячая жижа, и меня начинает тошнить.
Видя, что я расстроена, Бледняшка Колли тоже впадает в грусть. Превращается в холодный, серебристо-золотистый туман, диадемой опускающийся мне на виски. На деле это приносит огромное успокоение, поэтому сердце у меня в груди тут же угомоняется, а мир на периферии зрения останавливает свою пляску.
«Я всегда думала, что ты ненастоящая, кто-то вроде воображаемой подруги, – говорю ей я. – Но когда мама рассказала про вставку, мне подумалось, что в этом и в самом деле есть смысл, что у меня и правда наследственный умственный сбой. Так кто же ты такая, Бледняшка Колли?»
«Ты и сама это знаешь».
Теперь мир превратился в полную бессмыслицу, и все мои представления оказались ошибкой. Я произношу то, что у меня на сердце, хотя это и полная ерунда.
«Думаю… Я думаю, ты моя сестра».
«Правильно…» – удивленно тянет она.
«У меня болит бок, Бледняшка Колли».
«Я знаю, – отвечает она, – но тебе нельзя останавливаться».
«Я так рада, что ты рядом со мной».
Она протяжно вздыхает, простирается над моей головой и заключает меня в свои золотисто-серебристые объятия.
«Я тоже».
И вдруг я чувствую, что ее очертания начинают тускнеть.
«Дальше мне хода нет, – говорит она, – я все-таки все сделала правильно, так? Помогла, хотя порой меня охватывало такое замешательство… Всякие лоси, лососи…»
«Ты была просто великолепна, – говорю ей я, – озарила мне путь и нашла кость, чтобы его ударить».
«Марокко, Маврикий, Монако…».
Она тает, и вскоре от нее в воздухе остается лишь серебристая пыль. Голос слабеет и переходит в шепот.
«Мормоны, Мрак…»
«Подожди, Бледняшка Колли, подожди! – воплю ей я. – Стой!»
Она же мне так нужна. Мы с ней всегда были вместе.
«О, славно, – совсем тихо говорит она, – они пришли». В ночи блекнут даже серебристые искорки, и через секунду кроме завывания ветра уже больше ничего не слышно. Бледняшка Колли ушла. Как же мне тоскливо. Тоскливо и тяжело, ведь я только-только сообразила, кто она такая.
– Колли?
Мама пришла в себя. Ее глаза устремлены куда-то мне за спину, в сгущающуюся за светом фар папиной машины тьму. Там, на самой периферии освещенного пространства, что-то движется.
– О господи, – говорит мама, – они пришли.
Роб
Он ступает в круг света, как хозяин, хотя в некотором роде так оно и есть. Здесь много лет был его дом. Постарел, поседел, шерсть поредела и торчит клочьями. Но нашлепка из зубного цемента на голове в целости и сохранности. Впрочем, я узнала бы его и без нее. Будто услышав мои мысли, он поворачивается ко мне, скалится, и я вижу, что в его мощной челюсти не хватает пары зубов. Я вижу свое отражение в его золотистых глазах. В них – вся пустыня. Он до сих пор король.
– Замри, – тихо говорю я Колли, – и чтобы ни мускул не шевельнулся.
Попросить ее закрыть глаза на случай, если придется бежать, не могу. Хотелось бы, чтобы могла.
Потом подходят ближе и другие, выступая из тени густой стрельчатой травы. Наверняка вырыли где-то под забором проход. Их с полдюжины. У каждого желтые глаза, но чистокровными койотами их не назовешь. У одного на голове пружинится резвый хохолок. У другого золотисто-коричневая, как у немецкой овчарки, шерсть. Мягко ступая лапами, койот подходит к Ирвину и на миг останавливается. Потом опускает голову, хватает своими могучими челюстями отворот его брюк и тихонько, осторожно на себя тянет.
Ирвин шевелится, у него трепещут пальцы, а с губ срывается звук отвращения, словно ему в рот сунули какую-то мерзость. Койот замирает, потом тянет опять. Можно сказать, даже вежливо. Поиграем? Ирвин опять шевелит пальцами, будто в надежде, что ему протянут руку помощи.
Я могла бы схватить оружие в виде кости, которая лежит от меня в паре футов, скользкая от крови. Могла бы с криком броситься на собак. Возможно, это бы сработало. Я делаю глубокий вдох и мысленно рисую древо возможных решений. Вспоминаю Энни, ее хрупкие ручки и ножки, на которых так легко оставить синяки, взгляд ее больших глаз и ее веру в то, что мир – это пристанище доброты. А когда поворачиваюсь, встречаюсь взглядом с Колли. Моя странная, умная дочь, которая так не ладит с окружающим миром.
В итоге я не двигаюсь с места.
Другие псы тоже подходят ближе. Собираются вокруг Ирвина и сообща волокут его под тень от карнегии. Протяжно вздохнув, я швыряю им вслед окровавленную берцовую кость. Нинева. Все это время ее кости лежали здесь. Надеюсь, она не мучилась и ее смерть наступила быстро. От своры отделяется небольшой коренастый пес с большими ушами, хватает кость и горделиво уносит во тьму.
Произошедшее отнюдь не кажется им странным. Я давно приучила этих потомков своры Сандайла кормиться здесь, у забора по периметру наших владений.
– Пойдем, солнышко, – говорю я Колли, – у нас с тобой еще много дел.
И ласково поднимаю ее на ноги. Ее тельце, обычно такое напряженное и ершистое, когда я к ней прикасаюсь, сейчас на удивление податливо. Неужели этим вечером я нанесла ей бóльшую травму, чем когда-либо нанес бы Ирвин? Впрочем, в этих мыслях нет никакого смысла. Свой выбор я сделала, и теперь нам всем с этим жить.
«Мужчина примерно двадцати семи лет, в браке не состоит. Безработный или же занят ручным трудом. В общественном плане маргинал. Скорее всего, ранее привлекался за насильственные преступления. Мотивация для похищения ребенка сводится к…» Так Ди представляет маньяка, лишившего ее младшей сестры много лет назад. До сих пор полиция не может ничего сделать – зацепок нет. Только по крошечной улике – старой фотографии подозреваемого – Ди начинает собственное расследование. Хоть на ней и не видно лица, есть кое-что важное – адрес.
Глубокий тыл во время Великой Отечественной войны. "Коктейль Молотова", изготовленный пареньком для фронта, может обернуться ГУЛАГом для его отца. Или преследовать в поколениях. И в современном мире внук, стоя над гробом деда, пытается постичь смысл перекрещенных молота и серпа – тоже своего рода крестное знамение. "Сжечь за собой мосты" – значит отрезать себе всякую возможность к отступлению. А в случае поджога моста впереди себя – значит действительно видеть выход, но сознательно лишить себя возможности им воспользоваться…
«Если тебе предложат нечто совершенно непотребное, точно выходящее за рамки общественной морали, да настолько откровенно, что станет стыдно рассказать даже самой близкой подруге, то в котором часу ты согласишься?». Вот и героиня не имела ни шанса устоять перед личными демонами, толкающими ее с головой в водоворот страсти и похоти. Девушка желала познать себя и свою сексуальность, давно утерянную в скучном браке, а осознав, с какой легкостью принимает приглашение малознакомого мужчины, окончательно уверовала в свое превосходство перед обществом – людьми, чьи страхи не дают им наслаждаться жизнью в полной мере.
Она невинно верила в их дружбу, но они её предали. "Катя неустанно с силой нажимает на кнопки своей портативной консоли. На экране двое сражаются на мечах, и еще один удар, и меч вошел сопернику в грудь, кровь хлынула с воплями из его раны…" Прочтение займет 10 минут.
Действие разворачивается в студенческом общежитии, когда соседи по комнате приносят с барахолки много всякого хлама, который достался им даром. Что ж поделать, студенчество, такой период, когда от халявы буквально сносит голову. Вот только мы забываем, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке… Среди бездумно принесенных вещей друзья обнаруживают самый обыкновенный, на первый взгляд, женский портрет, но в первую же ночь они поймут, какая роковая печать нависла над их комнатой.
Мрачный рассказ о человеке, попавшем в лапы ужасной системы. Проходя по её конвейеру, он узнает очень важное о себе, о человечестве, о мирах и о самой системе.
О дружбе ли этот рассказ? Или он о совести, ответственности и последствиях наших решений и поступков? Можно немного подумать, но не нырять слишком глубоко. А еще это рассказ-загадка. Читать его будет любопытно, но финал вас обязательно освежит.
Говорят, мы никогда не узнаем, что случилось. Говорят, море хранит свои секреты… Корнуолл, 1972 год. Трое смотрителей маяка бесследно исчезают. Входная дверь запирается изнутри. Часы остановились. В журнале главного смотрителя записи о сильном шторме, но всю неделю небо было ясным. Что случилось с этими тремя мужчинами? Бурное море шепчет их имена. Приливные волны топят призраков. Двадцать лет спустя женщины, которых они оставили, все еще изо всех сил пытаются двигаться дальше. Хелен, Дженни и Мишель должна была объединить трагедия, но вместо этого разлучила их.