Страшные истории Сандайла - [106]

Я чувствую, что мама качает головой.

– Надо было дать мне запереть тебя в твоей комнате, – шепчет она мне на ухо, – хорошо хоть, что простыни оказались достаточно прочными.

Я совсем забыла, что мама и до этого много размышляла о том, как оттуда бежать.

– Иди ко мне, Колли, – произносит папа.

– Солнышко, прошу тебя, стой здесь, – говорит мама.

У нее ровный голос, но я все равно слышу в нем страх. Она еще сильнее прижимает меня к себе.

– Я приехал за своей дочерью.

– Она никуда с тобой не поедет, – возражает мама.

Папа расслабленно прислоняется к машине.

– Ты не годишься за ней присматривать. Колли, деточка, скажи сама.

Доподлинно зная, что он хочет от меня услышать, я шепчу:

– Мама меня пугает. Она трясла меня, а теперь собирается воткнуть в меня иглу.

– Колли, пожалуйста… – Я слышу, что она плачет. – Колли…

– Пусти меня, мам, – шепчу я, и, к моему изумлению, она меня в самом деле отпускает.

– Прыгай назад и накинь ремень, – говорит папа. – Сделай, как я прошу, Колли.

Бросив на заднее сиденье взгляд, я вижу, что там никого нет. У меня холодеет сердце.

– Пап, – спрашиваю я, – а Энни разве не с тобой?

– Нет, солнышко. Мы с ней скоро увидимся.

– Но где она?

Холод выпрыгивает из сердца и разливается по всему телу. Мне страшно.

– Она с Ханной. С миссис Гудвин. Не волнуйся, солнышко, все хорошо.

– А где мистер Гудвин и мальчики? – спрашиваю я папу, который в ответ бросает на меня нетерпеливый взгляд.

Можно с уверенностью сказать, что ему надоели мои вопросы.

– Ушли в поход. Миссис Гудвин о ней позаботится.

Он поворачивается к маме и говорит:

– Ты даже не представляешь, как радовалась девочка, когда увидела Ханну. Родная мать бросила ее, когда она заболела и ей было очень плохо. Теперь у нее душевная травма. Ты хоть знала, что твоя младшая дочь ни в жизнь не согласилась бы пожить у Ханны, не захватив с собой тот розовый ночник? Она в ужасе. Это ненормально.

– Папа! – ору я. – Тебе нельзя было оставлять Энни с Ханной!

– Успокойся, милая, хорошо?

Мы с папой, конечно же, друзья, но таким тоном он говорит, когда дергает за волосики.

– Роб, – продолжает он, – в последний раз тебе говорю, она едет со мной.

Потом поворачивается ко мне и велит:

– Колли, садись в машину.

Опять этот его липкий голос, так мне ненавистный. Я застываю в нерешительности.

– Ну же, дружище.

Он идет к нам, но мама выступает вперед, загораживает меня собой и говорит:

– Нет.

Когда они двумя черными силуэтами выделяются в ослепительном свете фар, кажется, будто их очертания объяты пламенем. Папа протягивает к ней руку, она подается вперед, их черные тени касаются друг друга. «Ого, да они целуются», – думаю я, что для меня полная неожиданность. Но потом вдруг вижу, что папа держит ее одной рукой за волосы, а другой совершает резкое движение. Слышится хруст, мама сгибается пополам, подносит к лицу руку, и меж ее пальцев сочится какая-то темная жидкость.

– Колли… – произносит мама, но ее голос натыкается на невидимую преграду, будто ее доконала жестокая простуда. А когда сплевывает, о землю шлепается алый сгусток.

– Иди в дом. Я через минуту буду.

Папа опять заносит кулак. Мама выставляет вперед руку – с таким видом, словно решила отказаться от дополнительной булочки. Он бьет, ее голова отлетает назад, как бильярдный шар, по которому саданули кием, и безвольно свешивается набок. «Беги, беги», – хочу закричать я, но я не могу, лишь безмолвно, как рыба, открываю и закрываю рот. Мама падает в грязь и растягивается в странной позе прямо у фар. Каждая тень просматривается, словно глубокие ямы. Когда папа бьет ее ногой в живот, она судорожно дергается. Потом он встает над ней, высокий-высокий. Как я раньше не замечала, что он такого огромного роста?

Моя рука ныряет в карман и выхватывает пульт управления собаками. Я тычу пальцами в кнопки.

«Ко мне».

«Взять».

«Ко мне».

Я знаю, что это бесполезно. Чего я ожидала? Что нас спасут призраки собак? Это примерно то же, что лупить по грязи кулаком. Но ничего другого у меня попросту нет. Папа с мамой слились в одну чудовищную массу. Она дергается, у нее болтаются туда-сюда безжизненные руки. СМАЙЛИК В ВИДЕ ОРУЩЕЙ МОРДАШКИ.

– Колли… – зовет она. – Колли…

Когда папа отводит для следующего удара ногу, я вижу, что тот придется ей по голове. Она просто лежит и ничего не делает. Мне хочется завопить и хорошенько ей съездить – ну почему ей не вскочить и просто не убежать?

Вместо этого я подбегаю к папе и бью его. Он удивленно хекает и отвечает мне своим кулаком. Когда тот врезается мне в бок, я взлетаю в пурпурный воздух и с хрустом валюсь на землю. В глазах вспыхивают искры. Когда взгляд проясняется, я вижу, что мама стоит на корточках, прикрывая меня своим телом.

– Оставь ее в покое, – говорит она папе, с трудом ворочая языком из-за крови во рту.

– Ты ударила нашу дочь, Роб… – вконец потрясенным голосом говорит папа. – Колли, иди ко мне, мама сегодня неуравновешенна.

Ничего не понимаю, меня ведь ударил он, а не мама. Разве нет?

«Вот теперь пора, Тепляшка Колли, беги!» – шепчет мне Бледняшка Колли.

Я выкатываюсь из-под мамы, вскакиваю на ноги и мимо развалившихся хозяйственных построек, спотыкаясь на каменистой земле, мчусь подальше от дома и подъездной дорожки, дабы поскорее оказаться в пустыне. Впереди, озаряя серебристой молнией путь, летит Бледняшка Колли.