Жадность
Это было зимой.
Все началось с того, что комендантша общежития при учебном заведении, объявила о раздаче всякого барахла, которое нам (общежитию) якобы предоставила компания N. Существовала ли такая компания и с чего бы ей предоставлять нам вещи вроде шкафов, столов, полок и прочей канцелярской всячины, нам было неизвестно. Да и зачем нам, студентам ненужная информация в наших чердаках, и без того заваленных тонной бесполезной информации? К тому же все было абсолютно бесплатно, а как известно, для студентов это слово, уже само собой означает выгодную сделку.
В коридорах общежития воцарился хаос. Мы (я и мои соседские товарищи Марк, Лев и Никита) спустились на эту раздачу в том числе. Нам срочно нужен был новый стол в нашу комнатушку, поэтому такое предложение показалось нам чуть ли не даром небесным. Сквозь толпы зевак мы протолкнулись и были ошарашены увиденным: Новые столы, книжные полки, шкафы и несколько мешков, переполненных канцелярскими принадлежностями… эдакая благотворительность. Парни мы крепкие, к тому же нас было четверо, поэтому мы сразу ухватили себе самый здоровенный шкаф и стол. Легкая добыча. Но на этом мы не остановились, да и к тому же не так часто выпадают такие возможности (никогда), вот и решили спуститься еще раз и присмотреть что ни будь еще полезного для студенческого быта. Обойдя груды бесполезного хлама, мы наткнулись на стоящие в углу картины. Выполнены они были разными людьми (с краю была подпись их авторов) и признаться были довольно хороши собой. Дыры от гвоздей в стенах нашей комнаты послужили причиной взять несколько из них. Парни действовали наобум и взяли первые попавшиеся, тем временем как я прибирал себе несколько файловых папок и тетрадей. Чуть погодя я оставил своих приятелей и отправился на занятия, грызть гранит науки… По правде говоря, мне стало это надоедать, да и в последнее врем, все чаще и чаще я стал обращать внимание на однообразие моей жизни. Было скучно и не происходило ничего интересного. Совсем ничего… Теперь, день ото дня, я ждал, ждал что со мной случится какое-нибудь чудо, которое хотя бы чуточку, но скрасит мою жизнь.
Вернувшись обратно в комнату, я никого не застал и просто лег на свою кровать уткнувшись в телефон. Наверно так бы и пролежал весь вечер если бы в голову не ударила мысль о диком голоде. Странно, но ел я в столовой перед тем, как прийти в комнату. Поднявшись с кровати, я уткнулся в противоположную стену и увидел на ней три картины (те самые которые так жадно схватили ребята). На первой картине был нарисован натюрморт (дешево и просто), на второй картине какие-то каракули (и куда катится современное искусство?), а третья картина была нарисована карандашом. Я как вкопанный замер на месте и стал рассматривать ее… На холсте была изображена девушка, лет двадцати пяти, с приятными и местами даже суровыми, чертами лица с собранными в пучок волосами, плечо было слегка оголенно из-за спущенного халата. Мое внимание привлек ее взгляд: глаза уставились куда-то в даль и мне казалось, что вот-вот прожгут полотно. Это был необычный взгляд. Взгляд скорбящего человека. Края губ были сомкнуты и опущены вниз, придавая ее лицу еще более мрачный, а местами даже злостный оттенок. Мне стало не по себе, по коже побежали мурашки. Чувство голода словно усилилось и я, еле оторвав взгляд от картины пошел подкрепиться. Аппетит, с которым я налетел на еду, тоже вызвал во мне удивление, впрочем, после четырех пар, с кем не бывает.
Вечером вернулись мои сожители. Я забрался на второй этаж своей кровати, на первом спал Лев, по правую руку стояла кровать Марка, а ближе к окну, чуть дальше нашей стояла кровать Никиты, который вышел на кухню, что дальше по коридору. В комнате же, все как обычно, разговоры о спорте, о преподавателях (по большей части возмущения в их адрес), ну и как это неудивительно – о девушках.
– О, кстати говоря, о девушках, вы где откопали эти картины? – спросил я
– Ну там же, на барахолке. А что? – с набитым ртом пробубнил Марк.
– Да так… Не знаю… вам баба эта не показалась какой-то… Ну скажем через чур мрачноватой?
Он подошел к своей кровати, над которой висели три эти картины, и стал всматриваться в последнюю из них.
– Баба, как баба. Цвет мрачный, а так, нормально – сказал он, дожевав и все еще не отводя с нее взгляда – улыбка приятная, не то, что у Никитоса.
Лева, заинтересовавшись присоединился к нему и тоже уставился в ту, что нарисована карандашом.
– Вы дальтоники что ли? Где же тут мрачный цвет? Нормальная, цветная картина и девчонка приятная – заявил он, глядя на картину.
Если слова Марка я не расслышал, то слова Левы заставили меня спрыгнуть с кровати. Я подошел к ним и втроем мы уставились в одну картину. Готов поклясться, передо мной скорбящая и одновременно с тем, чем-то жутко недовольная, черно-белая мадам. Марк и я посмотрели на Леву как на идиота.
–Ты погнал что ли, где ж она цветная и приятная то? – спросил я.
– Может быть приятная, но не цветная дружище – подхватил Марк.
– Да ну, фигня какая-то. Вы меня что, за идиота держите? Обычная картина.
