Страшно ли мне? - [53]
«Это мы с тобой виноваты. Сколько раз повторяла детям, что Босния была сердцем партизанского движения», — продолжаю свой с ним диалог, усаживаясь у могилы.
«Ты слышишь меня?» — спрашиваю.
Честно говоря, я ими горжусь. По-видимому, нашим дочерям не все равно, что происходит. Здесь, дома. Вот только если бы не было так страшно. За себя я никогда не боялась. Теперь страшно. Боюсь за них. Так же сильно, как когда-то за братьев, за маму, за отца, за Анчку.
Все разваливается, и я разваливаюсь. Скоро от нашего наследия не останется ничего. Завидую ему, потому что он уже ушел, и злюсь на него, что оставил меня здесь одну. Впрочем, он бы не вынес всего того, что сейчас происходит. Все возвращается. Многие из тех, кто сбежал после войны, возвращаются. Они или их дети. Постепенно, постепенно превращаются в победителей. В тех, кто защищал родину. Все эти замечательные люди. Многих, к сожалению, я еще помню. И их дела. Проклятая память. С каждым днем оживает и все сильнее болит.
Два дня назад звонила Мария. В ярости. Я даже не успела обрадоваться ее голосу.
«Это правда? Скажи, что нет».
«Бога ради, о чем ты?»
«Это правда, что твои дочери поехали в Боснию? Так в Белграде говорят. Пожалуйста, скажи, что нет».
«Мария, они уехали».
«С ума сошла, как ты им разрешила!»
«Они давно выросли, Мария. Вспомни нас с тобой. Они такие же».
«Как вы меня огорчили», — не унимается Мария.
«Мария, — я почти умоляю, — послушай…»
«Хотя бы не слушай их, когда вернутся. Их накачают боснийской пропагандой. Вот увидишь. Не верь всему, что расскажут».
«Мария».
Мария положила трубку. Правда, разваливается все. Наша страна. Наша дружба. Наша история. Наши жизни. Наши морщинистые лица, слишком рано постаревшие. Наши усталые тела. Смотрю на небо. Ночь приближается так же неизбежно, как смерть.
«Будете орехи?» — спрашивает сестра.
Туман, деревья, грязь, перевернутые грузовики.
«Видишь их?» — обращается водитель к своему спутнику.
«Нет», — отвечает тот и оборачивается к нам.
Смотрю. Мне кажется, я вижу солдат. Лучше бы их не видеть.
Сестра в окно не смотрит, она еще раз предлагает нашему сопровождающему:
«Хотите орехов?»
«И где ты их только взяла», — интересуюсь я.
Усмехается. Своего секрета не выдает. Но, похоже, я его знаю.
Мы с сестрой были с визитом в сюрреализме. В настоящем. Не на картинах. В сюрреализме мороз минус двадцать, нет еды, нет воды, нет отопления. Нет солнца. В сюрреализме очень много снарядов и смеха. В долине боли и страха, пустых рук и раненых душ. Мы в сюрреализме, порожденном человеческой злобой и сарказмом, игрой насилия, ненавистью, какой я не знала. Я не могу считать этот мир своим. Но, хочешь — не хочешь, он и мой тоже. Сюрреализм, который породили безумные духи и древние мифы, бесплодные мечтания и мы сами.
Чуть свет в дверь застучали французские солдаты, буквально запихнули нас в бронетранспортер и провезли через взлетно-посадочную полосу, находящуюся под контролем сербов.
«Если схватят, вам мало не покажется», — сказал провожавший нас друг.
С остальными мы даже не простились. В следующий раз. А он будет? Покидая это место, всегда говорю себе, что была здесь в последний раз и больше сюда не вернусь, но, еще не уехав, понимаю, что уже возвращаюсь.
В первой боснийской деревне французы нас высаживают и желают всего хорошего, мы им тоже. Пока ждем боснийскую полицию, которая повезет нас дальше, деревенские нас угощают. Вижу, как сестра, а она вегетарианка, сражается с куском жареного ягненка. Жир течет по подбородку, а слезы по щекам.
Полицейский, сидящий за рулем, с гордостью рассказывает, как ему достался автомобиль, который он ласково называет «мой джип».
«Немного от фольксвагена, немного от “юго”, кое-что от “катры»” и “фичо”[28], ну, а крыша от ситроена».
Его напарник всю дорогу не выпускает из рук винтовку. Интересно, он когда-нибудь стрелял? Может, и этот ствол тоже собран из пяти других винтовок.
«Мы получим форму. Подарок от немецкой полиции. По крайней мере, они пообещали».
Этот мир. Как все перевернулось с ног на голову.
Когда в первый раз я отправилась в осажденный город, меня в Загреб из Любляны везла знакомая немка. Ее сопровождал муж, которого я раньше не знала. Где-то на полдороге мы проехали мимо разрушенного замка, и он, указывая пальцем на развалины, сказал: «Здесь я родился».
Оказалось, он сын того самого графа, который давал читать книги моему отцу.
Я сижу на заднем сиденье и смотрю в пол. Эпизоды, эпизоды. Воспоминания отца. О графе, о библиотеке, о священнике, к которому он часто приходил. О партизанах, которые подожгли замок. Рассказать ему? Рассказать, кем был мой отец? Ко мне вдруг возвращается ощущение чуда, мы жили с таким ощущением в прекрасные шестидесятые. По крайней мере, сейчас мне так кажется. Погруженная в мистику, я тогда не верила в совпадения. Но ведь и та поездка не может быть просто совпадением. Война, замок, немцы, которые на этот раз охотно помогали.
«Ваша семья уцелела?»
Только это я тогда смогла из себя выдавить.
Смеркается. Мы едем мимо домов, которых нет, мимо людей, которых нет, мимо жизни, которой нет. Въезжаем в город, которого больше нет. Сидим в джипе. Тишина.
Сборник повестей и рассказов о любви, о сложности человеческих взаимоотношений.
В сборник известного туркменского писателя Ходжанепеса Меляева вошли два романа и повести. В романе «Лицо мужчины» повествуется о героических годах Великой Отечественной войны, трудовых буднях далекого аула, строительстве Каракумского канала. В романе «Беркуты Каракумов» дается широкая панорама современных преобразований в Туркмении. В повестях рассматриваются вопросы борьбы с моральными пережитками прошлого за формирование характера советского человека.
«Святая тьма» — так уже в названии романа определяет Франтишек Гечко атмосферу религиозного ханжества, церковного мракобесия и фашистского террора, которая создалась в Словакии в годы второй мировой войны. В 1939 году словацкие реакционеры, опираясь на поддержку германского фашизма, провозгласили так называемое «независимое Словацкое государство». Несостоятельность установленного в стране режима, враждебность его интересам народных масс с полной очевидностью показало Словацкое национальное восстание 1944 года и широкое партизанское движение, продолжавшееся вплоть до полного освобождения страны Советской Армией.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Песнь в мире тишины [Авторский сборник]](/storage/book-covers/be/be2723eec8d85dc3b97a39d8364c2aa9175ec9cf.jpg)
Сборник знакомит читателя с творчеством одного из своеобразных и значительных английских новеллистов XX века Альфредом Коппардом. Лаконично и сдержанно автор рассказывает о больших человеческих чувствах, с тонкой иронической улыбкой повествует о слабостях своих героев. Тональность рассказов богата и многообразна — от проникновенного лиризма до сильного сатирического накала.
Книгу составили лучшие переводы словенской «малой прозы» XX в., выполненные М. И. Рыжовой, — произведения выдающихся писателей Словении Ивана Цанкара, Прежихова Воранца, Мишко Кранеца, Франце Бевка и Юша Козака.
«Ты ведь понимаешь?» — пятьдесят психологических зарисовок, в которых зафиксированы отдельные моменты жизни, зачастую судьбоносные для человека. Андрею Блатнику, мастеру прозаической миниатюры, для создания выразительного образа достаточно малейшего факта, движения, состояния. Цикл уже увидел свет на английском, хорватском и македонском языках. Настоящее издание отличают иллюстрации, будто вторгающиеся в повествование из неких других историй и еще больше подчеркивающие свойственный писателю уход от пространственно-временных условностей.
Словения. Вторая мировая война. До и после. Увидено и воссоздано сквозь призму судьбы Вероники Зарник, живущей поперек общепризнанных правил и канонов. Пять глав романа — это пять «версий» ее судьбы, принадлежащих разным людям. Мозаика? Хаос? Или — жесткий, вызывающе несентиментальный взгляд автора на историю, не имеющую срока давности? Жизнь и смерть героини романа становится частью жизни каждого из пятерых рассказчиков до конца их дней. Нечто похожее происходит и с читателями.
«Легко» — роман-диптих, раскрывающий истории двух абсолютно непохожих молодых особ, которых объединяет лишь имя (взятое из словенской литературной классики) и неумение, или нежелание, приспосабливаться, они не похожи на окружающих, а потому не могут быть приняты обществом; в обеих частях романа сложные обстоятельства приводят к кровавым последствиям. Триллер обыденности, вскрывающий опасности, подстерегающие любого, даже самого благополучного члена современного европейского общества, сопровождается болтовней в чате.