Елена — рыжая ведьма — графиня — Витькина сестра
>Рассказ
У Елены, Витькиной сестры, были рыжие волосы, да не просто рыжие, а невероятно рыжие, такие, что я ни с чем не мог сравнить их цвет.
Сама она, но вначале ее волосы, была одной из первых загадок, которые поставила передо мной жизнь. Рыжий — тогда в моем понимании означало некрасивый и смешной. Так я и воспринимал Елену и вместе с мальчишками кричал ей вслед:
— Ведьма, ведьма рыжая! Ведьма, ведьма рыжая!
Потом мне стало стыдно обзывать ее, и чем было стыднее, тем громче я кричал.
Потом я стал бояться ее. И чем больше боялся, тем громче обзывал.
Мальчишки кричали или за компанию, или равнодушно, или весело, а я с отчаянием.
Ведь рыжая Елена оказалась красавицей, и я один знал об этом. Я прочитал старинный роман, где из-за графини-красавицы все время стрелялись на дуэлях, и задумался: а что же такое красавица? Я вспоминал всех знакомых девочек и даже взрослых женщин, пытаясь определить, из-за какой я готов насмерть стреляться, например, с Витькой, моим лучшим другом?
Оказалось, из-за Елены.
Из-за рыжей Елены!
Я до того растерялся, что однажды, когда мальчишки закричали:
— Ведьма, ведьма рыжая! Ведьма, ведьма рыжая!
Я перекричал всех:
— Графиня!
Елена остановилась и обернулась.
Я шагнул к ней.
Мальчишки — мои друзья — стояли сзади. Елена смотрела на меня. И мальчишки — я спиной чувствовал это — смотрели на меня. И я должен был сделать выбор. И я сказал громко, так громко, что в горле пересохло:
— Графиня!
Голубые глаза Елены чуть потемнели, сузились, полные губы шевельнулись, словно не решаясь улыбнуться, и — она пошла, медленно пошла, будто предлагая догнать ее.
Мальчишки за моей спиной сопели, потом разом расхохотались — это когда я шагнул следом за Еленой. Смеяться им вовсе не хотелось. Просто они требовали, чтобы я остался с ними. И они выдавливали из себя смех. Он был напряженным и жалким. Оборвался он неожиданно.
Мы ведь не понимали, что же такое произошло, мы лишь чувствовали: с одним из нас, со мной, случилось что-то важное. Оно когда-нибудь случится со всеми, но я был первым, и меня следовало наказать. Хотя бы смехом.
И ее тоже надо было наказать. И мальчишки, надрывая глотки, заорали:
— Ведьма, ведьма рыжая! Ведьма, ведьма рыжая! Рыжая, рыжая, рыжая, разрыжая!
Я повернулся и, не выбирая, ударил того, кто стоял ближе. Это был Витька, мой лучший друг, брат Елены.
Кулаки мои разжались.
Руки опустились.
Я даже не закрывал лица, когда мальчишки начали лупить меня. Больно не было, хотя били они здорово.
Я только взглядывал, когда получалась возможность, на растерянного Витьку, который, полуотвернувшись, стоял в стороне.
— Хватит, — попросил я, почувствовав, что губы мои уже вспухли, — хватит вам…
Не было во мне ни обиды, ни злости. Мне было стыдно. И я ничего не понимал.
И друзьям моим было стыдно.
И они ничего не понимали.
А виновата во всем была Елена.
Мы все сделали вид, что будто ничего не случилось, хотя голова моя гудела, губы ныли, а затылок онемел. Я подошел к Витьке, сказал:
— Случайно получилось.
— У нее жених есть, — ответил Витька, — и никакая не графиня она.
— А я не спорю, — сказал я.
Витька посмотрел на меня, улыбнулся и благодарно, и виновато, сказал:
— У нее вся спина в веснушках. Даже пятна есть. И тут веснушки, — он показал пальцем на грудь, около шеи. — И зазнается здорово.
Витька был моим лучшим другом, и я не мог не согласиться с ним, но понимал, что отныне между мною и ним встала Елена, и сказал:
— Веснушки — это ерунда, конечно. Главное, она красавица.
— Главное, она красавица! — возмущенно, насмешливо и жалобно передразнил Витька. — Посмотрел бы ты на нее! — Он даже поморщился. — Смотреть ведь противно! Понимаешь?
И я на мгновение почувствовал, что Витька может больше и не быть моим самым лучшим другом, потому что так говорит о Елене. Но я знал, что сделаю все возможное, все перенесу, чтобы сохранить нашу дружбу, — словно я уже тогда догадывался, что найти друга так же трудно, как любовь. А потерять его — одинаково легко.
— Она спит много, — с отчаянием продолжал Витька, — папа говорит, что она всю свою жизнь продрыхнет!
— А мы с тобой все равно будем дружить, — сказал я. — А она пусть спит, сколько ей надо. И пусть она вся в веснушках. Не наше дело.
Мальчишки давно разошлись. Мы стояли вдвоем, и настроение у Витьки было такое, словно побили его, а не меня.
— Ну стукни меня, — предложил я, не зная, чем еще утешить его. — Вдарь мне как следует.
— Ерунда, — он грустно улыбнулся. — Тебе и так попало. А она о себе много воображает. Все время в зеркало смотрится.
— А мы все равно будем дружить, — сказал я. — Она тут ни при чем.
— Конечно, — уныло и недоверчиво согласился Витька.
Он нисколько не походил на свою сестру, как мне раньше казалось. Сейчас же я вдруг заметил, что глаза у них одинаковые — голубые, и вообще, сразу видно, что он ее брат. Я обнял Витьку одной рукой за плечи и сказал:
— Не будем из-за нее ссориться. Это глупо. Не важно, ведьма она там или графиня на постном масле.
Тут Витька громко вздохнул, взглянул на меня почти осуждающе, зашептал: