Страшно ли мне? - [48]

Шрифт
Интервал

«Послушай, оставьте мою дочь в покое», — говорю начальнику госбезопасности.

Однажды утром на философский факультет явилась полиция и закрыла его[26]. Студентам запретили входить в здание. Они ждали часами и не понимали, что происходит. Говорят, ночью на стенах университета появились гигантские надписи. До сих пор никто не знает, что там было написано. Вроде бы лозунги антикоммунистического содержания, против Тито, против самоуправления, в поддержку капитализма и при этом с троцкистским и маоистским уклоном. Такие ходят слухи. Может, сегодня, наконец, узнаю, что там было на самом деле. С тех пор прошло уже несколько недель. Мы с женой еще удивлялись, что дочь вдруг столько времени проводит дома. Но ни о чем ее не спрашивали.

Как-то на днях я пришел с работы раньше обычного. Хочу заглянуть в ее комнату и спросить, почему она не в университете, и слышу разговор.

«Как думаешь, когда они отстанут?»

«Куда бы я ни пошел, этот тащится следом. Мне даже оглядываться не нужно, сразу чувствую запах его сигарет “Зета”».

«А я своего узнаю по скрипу ботинок. От этого звука мороз по коже».

«А мой был напуган больше меня, когда в первый раз со мной заговорил. Потом он меня спрашивал, кто в тот вечер был с нами».

«Хорошо еще, что ты мне сразу позвонила».

«А я тем временем смог предупредить остальных».

«Но пасут они только нас троих».

Прислушиваюсь. О чем это они говорят? Ничего не понимаю. Стучу в дверь.

Подругу и друга дочери, которые в комнате, я хорошо знаю.

«Я кое-что слышал из-за двери. Что происходит?»

Рассказывают, перебивая друг друга. После того, как в университете была полиция, именно их троих взяли на заметку. За ними все время «хвост». В кино, на факультете, в кафе. Просто везде. И вот они решили, что всё будут делать вместе, чтобы их «провожатым» было не скучно, и они тоже могли друг с другом пообщаться.

«Что вы еще натворили?» — все-таки спрашиваю я, а дочь смотрит на меня косо.

«Ничего. Вечером были на лекции по философии, а потом встречали рассвет на Рожнике, на холме. Нас было много. Ночь была прекрасная, теплая», — отвечает дочкин друг.

«Правда, сейчас это все уже напрягает», — говорит подруга.

«Поэтому мы в основном сидим дома», — объясняет дочь.

«Дом тебе совсем не повредит», — сердито думаю я.

«Объясни толком, что происходит, — обращаюсь к шефу госбезопасности. — Что это опять за игры? Скажи, что они сделали?»

«Мы подумали, раз они из проверенных семей, то будут нам помогать».

Когда я слышу «из проверенных семей», все во мне закипает.

«Помогать — в чем?»

«Ну, просто будут сообщать нам обо всём, что происходит в студенческой среде: на лекциях, на Рожнике, в кафе, в тех двух кабаках, где они проводят вечера. Короче, они нам нужны».

«Оставьте их в покое. По крайней мере, мою дочь».

Потихоньку иду домой. Опираюсь на палку. Проверенная семья. Разве я не заплатил за все сполна? Сколько вынес. А она? Вообще уже без снотворного не спит. Оборачиваюсь. Может, и за мной тоже «хвост»! Им нужны молодые кадры. Плохи их дела.

*

Как в старых черно-белых гангстерских фильмах. Корабль, на котором я плыла, пришвартовался в бруклинском порту. С сумками вверх, с сумками вниз. Полиция, таможня. Чернокожие толстяки в золотых перстнях, речь которых не понимаю. Машу нашим морякам. Мне плохо.

Шесть недель. Шесть недель солнца и моря. Грузовой корабль, грузовые порты, краски и жизнь. Корабли, корабли. Большие, больше нашего. Далматинские моряки. Рассказы об океанах, о штормах.

Я почти все время сидела на палубе и читала. А по вечерам слушала рассказы матросов. Об их семьях, об их деревнях, о доме, по которому они так скучают. А когда они дома, их тянет назад, на корабль. В море. В порты.

Порой я часами всматривалась в море. Там Америка. Еще в Любляне раскрыла «И цзин»[27], хотела узнать, пришло ли время для поездки в Индию. Ответ гласил, если я хочу понять, зачем пришла в этот мир, то должна пересечь большую воду. Ну, что же. На пути в Индию нет большой воды. А на пути в Америку есть. Правда, сейчас американцы во Вьетнаме, так что нет полной уверенности, что выбран правильный момент. Потом я нашла грузовой корабль, идущий в Нью-Йорк. Корабль или Вьетнам? Победил корабль, «И цзин», океан, новая жизнь.

Глядя в небо, я почти все время думала об отце.

«Папа, ты обещал, что, когда вырасту, мы поедем в Южную Америку искать твоего отца. Мне теперь ехать одной?»

Обычно, выпив немного, отец приходил в доброе расположение духа. Добавив, начинал напевать. А потом, если еще немного выпивал, то грустнел и давал обещание, что мы с ним поплывем на корабле, далеко-далеко, на поиски деда. В ту пору мне трудно было представить, что у моего папы тоже когда-то был отец, поэтому для детей во дворе я сочинила историю, что дедушку убили индейцы. Кажется, они мне не поверили. Ну и пусть. Хорошая была история. Во всяком случае, тогда.

И вот я стою и смотрю этот американский фильм. Все происходит быстро и громко. Только мой полицейский, похоже, пребывает в каком-то ступоре. Перелистывает страницы моего паспорта. Внимательно рассматривает каждую. Того и гляди, начнет обнюхивать. Перелистав три раза, зовет второго полицейского, а тот еще и третьего.


Рекомендуем почитать
Природа сенсаций

Михаил Новиков (1957–2000) — автор, известный как литературный обозреватель газеты «Коммерсантъ». Окончил МИНХиГП и Литинститут. Погиб в автокатастрофе. Мало кто знал, читая книжные заметки Новикова в московской прессе, что он пишет изысканные, мастерски отточенные рассказы. При жизни писателя (и в течение более десяти лет после смерти) они не были должным образом прочитаны. Легкость его письма обманчива, в этой короткой прозе зачастую имеет значение не литературность, а что-то важное для понимания самой системы познаний человека, жившего почти здесь и сейчас, почти в этой стране.


Вникудайвинг

Кто чем богат, тот тем и делится. И Ульяна, отправившись на поезде по маршруту Красноярск – Адлер, прочувствовала на себе правдивость этой истины. Всё дело – в яблоках. Присоединяйтесь, на всех хватит!


Случайный  спутник

Сборник повестей и рассказов о любви, о сложности человеческих взаимоотношений.


Беркуты Каракумов

В сборник известного туркменского писателя Ходжанепеса Меляева вошли два романа и повести. В романе «Лицо мужчины» повествуется о героических годах Великой Отечественной войны, трудовых буднях далекого аула, строительстве Каракумского канала. В романе «Беркуты Каракумов» дается широкая панорама современных преобразований в Туркмении. В повестях рассматриваются вопросы борьбы с моральными пережитками прошлого за формирование характера советского человека.


Святая тьма

«Святая тьма» — так уже в названии романа определяет Франтишек Гечко атмосферу религиозного ханжества, церковного мракобесия и фашистского террора, которая создалась в Словакии в годы второй мировой войны. В 1939 году словацкие реакционеры, опираясь на поддержку германского фашизма, провозгласили так называемое «независимое Словацкое государство». Несостоятельность установленного в стране режима, враждебность его интересам народных масс с полной очевидностью показало Словацкое национальное восстание 1944 года и широкое партизанское движение, продолжавшееся вплоть до полного освобождения страны Советской Армией.


Осколок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Словенская новелла XX века в переводах Майи Рыжовой

Книгу составили лучшие переводы словенской «малой прозы» XX в., выполненные М. И. Рыжовой, — произведения выдающихся писателей Словении Ивана Цанкара, Прежихова Воранца, Мишко Кранеца, Франце Бевка и Юша Козака.


Ты ведь понимаешь?

«Ты ведь понимаешь?» — пятьдесят психологических зарисовок, в которых зафиксированы отдельные моменты жизни, зачастую судьбоносные для человека. Андрею Блатнику, мастеру прозаической миниатюры, для создания выразительного образа достаточно малейшего факта, движения, состояния. Цикл уже увидел свет на английском, хорватском и македонском языках. Настоящее издание отличают иллюстрации, будто вторгающиеся в повествование из неких других историй и еще больше подчеркивающие свойственный писателю уход от пространственно-временных условностей.


Этой ночью я ее видел

Словения. Вторая мировая война. До и после. Увидено и воссоздано сквозь призму судьбы Вероники Зарник, живущей поперек общепризнанных правил и канонов. Пять глав романа — это пять «версий» ее судьбы, принадлежащих разным людям. Мозаика? Хаос? Или — жесткий, вызывающе несентиментальный взгляд автора на историю, не имеющую срока давности? Жизнь и смерть героини романа становится частью жизни каждого из пятерых рассказчиков до конца их дней. Нечто похожее происходит и с читателями.


Легко

«Легко» — роман-диптих, раскрывающий истории двух абсолютно непохожих молодых особ, которых объединяет лишь имя (взятое из словенской литературной классики) и неумение, или нежелание, приспосабливаться, они не похожи на окружающих, а потому не могут быть приняты обществом; в обеих частях романа сложные обстоятельства приводят к кровавым последствиям. Триллер обыденности, вскрывающий опасности, подстерегающие любого, даже самого благополучного члена современного европейского общества, сопровождается болтовней в чате.