Страшная большая планета - [3]

— Да… Я наладил там кое-что.

— Тогда… — Михаил Петрович смущённо переступил с ноги на ногу. — Тогда мне не совсем понятно…

— Что именно?

— Прошу прощения. Может быть, я говорю глупости, но… Слушайте, если управление в порядке, то почему мы должны обязательно погибнуть? Почему бы нам не сесть на Юпитер?

Северцев сморщился, как от кислого, и махнул рукой. Беньковский оторопело дёрнул себя за бороду.

— То есть… как это — сесть?

— Да так. Как обычно садятся. Как садятся на Марс, на Луну, на…

— Сесть на Юпитер?

— Да, на Юпитер. — Михаил Петрович говорил неуверенно, чувствуя, что “дал маху”. — Разве нельзя?

— Милый юноша, — важно и с некоторым оттенком сострадания в голосе сказал Беньковский, — на Юпитер сесть невозможно, потому что… О, мой бог, ну просто потому, что негде!

— Негде? Что там, скалы? Поверхность расплавлена?

— Нет. На Юпитере нет скал. И нет расплавленной поверхности. На Юпитере нет ничего, поэтому и сесть негде.

— Ага… — Михаил Петрович растерянно глядел на всклокоченную бороду профессора. — Нет, ни черта не понял, простите.

Северцев подошёл к нему.

— Ведь это большая планета, Миша. Понимаешь? Большая!

— Ну… понимаю. Большая. И что же?

— А то, что под нами, до самого центра планеты — водородная бездна. Пропасть глубиной в семьдесят тысяч километров, заполненная сжатым водородом! Понимаешь? Здесь нет ничего твёрдого. И уже на глубине десяти тысяч километров давление в семьсот тысяч атмосфер… Нас раздавит, как яичную скорлупу под каблуком.

— Понял, понял, успокойся. — Михаил Петрович, криво усмехаясь, отстранил Северцева. — Так бы и сказал. Понятно.

Он помолчал, затем быстро спросил:

— Короче говоря, надежды никакой нет?

— Нет.

— Всё равно будем держаться до конца.

— До конца! — торжественно повторил Беньковский. Он с чувством пожал Михаилу Петровичу руку и добавил: — Нам, межпланетникам, не впервой смотреть смерти в лицо, а вот вы…

— Не знаю, — мрачно улыбаясь, возразил Михаил Петрович. — Бывало всякое. Три года назад я провёл пренеприятные часы на дне Филиппинской впадины. Батискаф засосало в ил, и…

— У нас мало времени, — мягко перебил его Ван. — Нам ещё нужно выкинуть бакен.

— Выкинуть… что?

— Бакен. Это небольшая ракетка с автоматическим передатчиком, — пояснил Ван. — Когда звездолёт гибнет, пилоты, если позволяет обстановка, обязаны изложить всё случившееся на бумаге или магнитофонной ленте. Документ вкладывается в ракетку и выстреливается в ней в пространство. Рано или поздно кто-нибудь запеленгует её и выловит. И люди узнают, что произошло.

— Как бы наш бакен не упал вслед за нами, — пробормотал Беньковский.

— Не упадёт. Скорость у него достаточно велика — порядка двадцати пяти километров в секунду, и если выбросить его по курсу, успех обеспечен. Только нужно поторопиться. По моим расчётам часа через четыре мы вступим в стратосферу Юпитера, и выпуск бакена будет весьма затруднён. Составляйте бумагу, а я пойду посмотрю, что можно сделать.

Ван поднялся (Михаил Иванович увидел, как его смуглое лицо приняло при этом пепельный оттенок), несколько секунд постоял с закрытыми глазами и неуверенной походкой двинулся к выходу. На пороге он обернулся:

— Помните, у нас в распоряжении не больше трёх часов.

— Больше нам и не понадобится, — проворчал Беньковский. — Ну, дети капитана Гранта, начнём? Кому из вас приходилось раньше составлять предсмертные послания?

Он сел к столу и вынул из портфеля листок бумаги.

— Диктуйте, Михаил Петрович.

— Почему я?

— Ваша профессия, как-никак…

Северцев, ходивший взад и вперёд по каюте, бросился в кресло и закрыл лицо руками.

— Скорость, проклятая скорость… — простонал он.

Беньковский нахмурился, но промолчал.

— Диктуйте, Миша, — попросил он.

— Пишите… — Михаил Петрович на мгновение задумался. — Фу, чёрт, голова трещит… Так. Ну… “Звездолёт К-16. Земное время…” — Он посмотрел на универсальные часы над люком в рубку. — “Земное время 16 часов 3 февраля 19… года. Местное время — 5 часов 336-го дня. Транспортный звездолёт К-16 с грузом продовольствия для планетографической станции “Юпитер-1” на Мальхиоре…”

— На Мальхиоре, — повторил профессор. — Добавим в скобках “одиннадцатый спутник”. На Западе ещё не все знают, что такое Мальхиора.

- “…с грузом продовольствия для планетографической станции “Юпитер-1” на Мальхиоре (одиннадцатый спутник), имея на борту экипаж в составе капитана звездолёта Горелова и штурмана-механика Ван Лао-цзю и пассажиров — юпитерологов профессора Беньковского и аспиранта ЛГУ Северцева, врача Зотову и корреспондента “Известий” Королькова, 336-го дня в 11 часов по местному времени попал в плотный метеоритный поток, будучи в сорока часах пути от станции назначения…”

— Погодите, — перебил Беньковский. — Я проставлю координаты. Так. Элементы орбиты потока… к сожалению, не выяснены. Дальше.

- “Звездолёту на протяжении трёх часов последовательно угрожали сто шестьдесят два столкновения. Сто шестьдесят третий метеорит ударил в носовую часть. Ударом была полностью разрушена рубка управления и убит капитан звездолёта Горелов. Врач Зотова получила тяжёлые повреждения и… и не приходит в сознание. Остальные участники полёта отделались… гм… ушибами”.