Странствия с моим гуру - [77]

Парень стрелял неплохо. Там, у себя в колледже, он держал первенство, сколько-то там очков по цели и по тарелочкам. Но тигр совсем другое дело. Мне бы задал его отец, если бы с мальчишкой что-нибудь случилось. Я ему категорически отказал.

Но у нас тут устраивают ежегодную охоту на тигра с облавой. Кузен так меня измучил, что я решил его взять. Хочешь? Хорошо. Уж я тебе покажу!

Парень с благоговением учился у следопытов, как различить светящиеся глаза тигра, какое у него расстояние между глазами, когда надо стрелять. И вот мы поехали. Пригорки, кусты, купы пальм, целое море высоченных трав. Преследование тигра происходит ночью. Облава, как огромный сачок, обозначенный красными огнями, постепенно сходится к линии стрелков.

Когда мы расставляли охотников, я выбрал для мальчика место у дерева в котловине, достаточно открытой. Теоретически там на него ничего не должно было выйти, но кто может поручиться. Кузен стрелял настолько хорошо, что я мог оставить его одного. Пусть послушает ночные голоса, пусть у него поиграет воображение. Я был уверен, что он будет бояться. Даже взрослый человек с заряженным ружьем в руках, и тот в такой обстановке чувствует себя неважно, а уж этот молокосос…

Мои коллеги, опытные охотники, не были обрадованы его присутствием. Боялись, что он подстрелит кого-нибудь из облавы или струсит и наделает шума, выстрелив в первую движущуюся тень. Я вдолбил ему это в голову, и он поклялся, что все будет о’кэй.

Знаете, как я хожу? Совсем бесшумно. Поставил его под деревом, показал направление, а сам углубился в чащу. Отошел довольно далеко. Во-первых, я боялся, что щенок будет вертеться и всех всполошит, а во-вторых, хотел дать ему урок: пусть почувствует одиночество и страх.

Месяц был в третьей четверти, но какой-то нечеткий, как обычно бывает перед муссонами. Он то светил ярко, то без видимой причины совсем угасал.

Поддавшись очарованию индийской ночи, я с минуту постоял, слушая далекие шорохи. С треском выпрямлялись пружинистые травы, на которые я наступал. Кричали разбуженные обезьяны. Басом ухал буйвол. Как бы перебирая серебряную сетку, играли сверчки, потом они замолкали, и снова рождалась беспокойная тишина, казалось, что кто-то крадется в темноте.

Вдали показались красные огни облавы — колыхающийся замкнутый круг. Я видел, как они появлялись на вершинах холмов и исчезали, когда облава спускалась в долины. О мою шею билась какая-то ночная бабочка, я отгонял ее, но она упорно возвращалась.

Я посмотрел на часы, было уже за полночь. Люблю ночные голоса, стрекот цикад, мычание антилоп, плач шакалов… Я не ожидал, что зверь выйдет на меня, поэтому позволил себе отдаться воспоминаниям, наплывали картины фронта в Африке…

Вдруг вблизи грохнул выстрел.

Я почувствовал, как будто меня сзади кто-то внезапно толкнул: «Не спи!» Но я не спал, только с минуту мое внимание было менее напряжено. Я хотел сразу же побежать, ведь это выстрелил тот болван! Но если он не стреляет во второй раз, значит, его подвело воображение. Наверное, испугался и пальнул в гиену.

Трус, недотепа… Не двинусь с места, пускай там трясет портками. Теперь уже незачем было держать себя в напряжении. Он всполошил зверя, и ни один хищник не станет пробиваться.

Я представил себе, как должны ругаться мои товарищи, ведь именно на том крыле охоты теперь уже не будет.

Прошел час, и я услышал, как все ближе доносятся шумные голоса облавы. Тут мальчик выстрелил во второй раз.

Для меня это было уже слишком. Ему же ясно было сказано: это охота на тигров, стрелять только в тигров! Разъяренный, я вылез из засады. Облава была уже за пригорком. Индийцы с факелами и копьями свернули немного раньше. Последний выстрел из засады кузена прозвучал, когда они были уже совсем близко, поэтому не хотели рисковать.

Высоко выбрасывая ржавое зарево, запылали два огромных костра. Я не занимался кузеном. Мне было попросту стыдно. А он даже не вышел из засады, все еще торчал там. Глупец! Ну так пусть сидит себе до утра! Я пил горячий чай и выслушивал едкие замечания охотников. Они предлагали мне в следующий раз взять с собой младенца. Его плач может привлечь, а не отпугнуть зверя.

О сне не могло быть и речи. Я бесился. Ну, пусть только я его увижу, уж я ему выложу!

Наконец рассвело, и так внезапно, как будто кто-то отворил окно. Я двинулся по росистой траве.

«Ну, чего ты ждешь? Маму?»

«Мне никто не сказал, что уже пора уходить».

«В кого ты стрелял?»

«В тигров».

«Ты уверен в этом?» — во мне все клокотало, еще это ненужное множественное число.

«Да, но не совсем… Под кустами было темно. Я выстрелил, а они исчезли».

«Где же они?»

«Не знаю. Я не лазил в траву. Это было где-то там, — он неуверенно указал перед собой направление. — Я могу теперь пойти?»

«Можешь, можешь…»

Оставив у дерева ружье, он, подпрыгивая, помчался.

«Разве ты не знаешь, что испортил нам охоту! — крикнул я ему вслед. — Теперь из-за тебя стыдно будет соседям на глаза показаться…»

Неожиданно я услыхал его триумфальный крик:

«Есть, дядя, иди скорей сюда! Они здесь!»

«Так возьми их за хвосты и тащи!» — я был совершенно уверен, что он имеет в виду шакалов.