Страна тысячи городов - [45]
Внешнее кольцо стен Кой-Крылган-калы также имело стрелковую галерею. Вход в крепость был фланкирован двумя полукруглыми башнями и дополнительно защищен небольшим предвратным сооружением. Пространство между центральным зданием и внешним кольцом стен постепенно застраивалось различными помещениями. Здесь имелись и хозяйственные хранилища, в которых рядами стояли глиняные корчаги, и жилые комнаты с очагами и лежанками, и какой-то производственный комплекс, возможно металлургическая мастерская. В одном из помещений встречены даже фрагменты многоцветной стенной росписи, среди которых нужно отметить небольшие человеческие фигуры.
Не вполне ясным остается назначение этой крепости — двойного круга. Первоначально археологи считали, что перед ними одна из аристократических усадеб, где в центральном здании помещалась резиденция владетельной персоны, а во внешнем кольце располагались различные службы и жилища слуг и рабов. Позднее возникла более сложная и заманчивая гипотеза. Необычная кольцевая планировка заставила предполагать, что Кой-Крылган-кала является памятником погребального и астрального культа, ставшим со временем храмом и центром храмового хозяйства. Внешнее кольцо в таком случае должно рассматриваться как место обитания жрецов, обслуживающего персонала и рабов этого хозяйства. Как видим, вся разница сводится к различной трактовке характера центрального здания. Оно все же больше походит на замок владетеля, чем на храм или какую-либо культовую постройку. Планировка здания рассчитана на свободный проход во все помещения. Здесь нет ни замкнутости, ни центрированности, обычной для храмовых строений. Нет и обводного коридора и обособленного строения, которое можно было бы принять за «святая святых». Необычная же кольцевая планировка — оригинальное решение, которое делает честь безвестному хорезмийскому архитектору.
Хорезм. Керамика III–I вв. до н. э.
Славились и хорезмийские мастера гончарного производства. Дело было не только в том, что они в отличие от гончаров других областей Средней Азии нередко украшали свои сосуды и, в частности, хумы несложными узорами, нанесенными краской. Подлинную славу хорезмийским гончарам доставила не рядовая, а парадная, художественная посуда. Ею, возможно, старались заменить дорогие изделия из драгоценных металлов и слоновой кости, недоступные аристократии периферийных областей. Действительно в ряде случаев художественная керамика Хорезма восходит именно к металлическим образцам. Но во всяком случае подобной посуды не было в это время ни в одной другой области Средней Азии.
Среди этих парадных изделий прежде всего следует назвать глиняные ритоны. Они в целом близки ритонам из слоновой кости, находившимся в сокровищнице парфянских царей. Та же рогообраэная форма и та же завершающая полуфигура. Несколько более грубо выполнены детали и отсутствует венчающий фриз, воспроизвести который было трудно в глине. Как и в Нисе, завершающие фигуры крылаты: в двух случаях это кони, а в одном — как будто грифон. Совершенно ясно, что ритоны Хорезма являются глиняным подражанием более дорогим вещам. Среди случайных находок, хранящихся в Эрмитаже, имеется серебряный ритон с «протомой» коня, который вполне мог послужить образчиком для хорезмийских мастеров.
В равной мере сосуды из драгоценных металлов имитирует и другой специфический вид керамики древнего Хорезма. Это одноручные кувшины с изображением на конце ручки головы льва, как бы вцепившегося зубами в край сосуда. Аналогичный кувшин, только сделанный не из глины, а из золота, имеется среди сокровищ какого-то северо-бактрийского владетеля, известных под именем Аму-дарьинского клада. Образ льва для Средней Азии несколько необычен. В историческое время в среднеазиатских областях хозяйничал тигр. Возможно, в данном случае образ льва навеян воздействиями, идущими со стороны Ирана и Месопотамии. Там лев всегда был излюбленным объектом царской охоты, а в Иране сохранялся как государственный символ до недавнего времени.
Третьим видом художественной посуды являются парадные фляги, украшенные с одного бока художественными рельефами. Они имеют небольшие выступы с отверстиями для ремешка- Носились фляги привязанными за спиной, как это видно по рельефу, помещенному на одной из баклаг. Среди рельефов, украшающих эти фляги, мы видим различные культовые и бытовые сцены. Вот женщина, кормящая ребенка, — явная ипостась популярнейшего образа богини-матери, отразившегося и в христианском искусстве. Вот крылатый конь-грифон топчет копытами огромную человеческую голову — уж не иллюстрация ли это к какой-либо сказке или мифу. Вот, наконец, всадник, лихо мчащийся с копьем наперевес. Такими, вероятно, были воины, сопровождавшие хорезмийского царя к Александру Македонскому.
Весьма распространен и сюжет охоты. Мы видим здесь, в частности, всадника, который выехал на охоту верхом на верблюде. В этом нет ничего удивительного — он охотится за джейранами, норовящими обычно завести преследователя в непроходимые пески. А среди верблюдов встречаются рекордсмены, мало уступающие в скорости лошадям. Надо полагать, к сценам охоты относятся и обломки рельефов с изображением тигров. Эти полосатые хищники, доныне встречающиеся в низовьях Аму-Дарьи, были достойными противниками для развлекающейся аристократии Хорезма. Охота как традиционное развлечение знатных персон была, видимо, достаточно популярна и в древней Средней Азии. Нередко здесь устраивались специальные охотничьи парки и заказники. Историк похода Александра сохранил следующее описание одного из таких согдийских заповедников. «В тех местах, — пишет он, — наибольшим признаком богатства варваров, без сомнения, являются стада благородных животных, запертые в обширных рощах и горных пастбищах. Для этого выбирают большие прекрасные леса с обильными источниками постоянно текущих вод; леса окружаются стенами, имеющими башни — убежища для охотников. Утверждается, что это горное пастбище было не тронуто в течение четырех поколений; Александр, вступив туда со всем войском, велел со всех сторон гнать зверей». Среди последних оказался и кинувшийся на Александра огромный хищник, именуемый в источниках львом. Скорее всего это был среднеазиатский абориген — тигр, которого древние авторы часто путают с его гривастым собратом. Подобные заказники вполне могли существовать и у хорезмийских владык. Во всяком случае тигров в те времена в болотистых низовьях Аму-Дарьи было достаточно.
