Страна смеха - [55]

Я подошел, пригнул колени и взвалил ее себе на плечо. Она была теплая, тяжелая, мягкая и пахла прачечной. Издав клич Тарзана, я добрался на слегка подкашивающихся ногах до нашей спальни.

И как оно потом? Нормально. Хорошо. Прекрасно. Нет, было бы точнее сказать, что получилось неплохо. Очень неплохо. И гипс тут был совершено ни при чем.

Глава 3

Вдруг все в Галене стали очень милы со мной. Не знаю уж, то ли они все знали, что Анне понравилась моя первая глава, или все знали, что я Аннин любовник (вернее, один из ее любовников)… Во всяком случае, миссис Флетчер точно была в курсе, так как после возвращения Саксони из больницы она часто предоставляла мне возможность улизнуть из дому и навестить Анну.

И вообще они проводили много времени вместе. Глядя, как они порой трогают друг друга, как смеются, можно было подумать, что это мать и дочь. Саксони давала старушке уроки резьбы по дереву, а та учила ее готовить «сельские блюда». Я не мог не ревновать — но также испытывал облегчение. Со старшим поколением я никогда не чувствовал близости, даже со своей матерью — натурой доброй, но уж слишком нервной и властной, чтобы с ней можно было общаться более-менее долго. Но Сакс и Гузи хихикали вместе, стряпали, вырезали по дереву и часто напоминали двух секретничающих крох — как они играют в уголке в свои глупые девчоночьи игры. Я знал о девчоночьих играх, так как частенько подглядывал за своей сестрой и ее подругами, когда они что-то затевали. У них всегда был такой радостный и довольный вид, что я в бешенстве топал от замочной скважины или дверной щели, вопя как оглашенный, что я все видел и нажалуюсь обязательно. Хотя ничего особенного они и не делали.

Между тем Анна, со своей стороны, предоставила мне беспрепятственный доступ к архиву Франса, и я просиживал там дни напролет за письменным столом, изучая его ранние бумаги, заметки, наброски и т. п.

Постепенно из тумана слов у меня начал вырисовываться истинный портрет этого человека. Факты, раскопанные нами в самом начале, делались пустыми и несущественными. Где он родился, чем занимался в 1927 году, куда его семья ездила в отпуск… Я должным образом фиксировал их, но начал относиться к этим подробностям, как к одежде, — а мне хотелось проникнуть внутрь и коснуться кожи. Мне хотелось так хорошо узнать его, чтобы понимать, о чем он думал, когда ему было двенадцать, двадцать пять или сорок лет. Хотел ли я стать им? Иногда. Пожалуй, думал я, так бывает со всеми биографами. Как можно желать погрузиться в чью-то жизнь — и не хотеть, пусть даже в глубине души, самому стать этим человеком?

Что привлекало меня в Маршалле Франсе? Его фантазия. Его способность создавать один за другим миры, которые безмолвно околдовывают тебя, страшат, изумляют, заставляют поминутно оборачиваться, прятать взгляд или хлопать в ладоши от восторга. И так — раз за разом. Однажды я рассказал все это Анне, и она спросила, какая разница между книгами ее отца и хорошим кино, которое, по сути, делает то же самое. В некотором роде она была права, но для меня разница заключалась в том, что ни один фильм не хватал меня за живое до такой степени, как любая из книг Франса. Этот человек мог быть моим психоаналитиком, лучшим другом, исповедником. Он знал, что меня смешит, а что пугает, и какой финал единственно правилен. Он был поваром и точно знал, какие я предпочитаю приправы. А когда осознаешь, что твои чувства разделяют сотни тысяч людей во всем мире, остается лишь дивиться чуду, сотворенному этим человеком.

Иногда во второй половине дня, когда я приходил домой, Саксони там не было. Я никогда не спрашивал, куда она уходит, но предполагал, что проводит время с миссис Флетчер. В доме обычно было холодно и темно, и лишь тоскливейший, по-октябрьски серый свет устало лился из окон на пол и близлежащую мебель. Мне сразу делалось зябко и очень печально. Чтобы побороть пустоту, я лихорадочно метался по комнатам, зажигая везде свет. Я обижался на Саксони за то, что ее нет, но ловил себя на лицемерии. Особенно после насыщенного рабочего дня; вернее, наполовину рабочего, наполовину — постельно-акробатического.

Да, половая жизнь протекала крайне насыщенно. Может, я хотел наказать Анну за Ричарда или же стремился продемонстрировать ей, что я лучше. Впрочем, я начал воспринимать его словно тень, чьи руки тянутся из темноты. Так мне казалось, что она ласкает меня в ответ на ласки этой тени, стонет и движется ему в такт, хочет его. И стоило мне подумать о ней, как эта мысль пронизывала мое воображение раскаленным шипом.

Как раз в один из таких дней, отмеченных печатью пустоты и печали, я узнал кое-что про Нагеля. Мы с Анной дотрахались до изнеможения в самом буквальном смысле слова. Дым стоял коромыслом, оргазм вышел фантастический, но работа в тот день не задалась, и я чувствовал себя усталым и подавленным. Я предвкушал, как проведу вечер с Саксони. Мы собирались посмотреть по телевизору классический фильм с Рональдом Кольманом[90], которого ждали всю неделю. Я решил сделать ей сюрприз и по пути домой заехал в супермаркет купить все компоненты для пломбира с сиропом, орехами, ягодами и сливочной помадкой.