Страна Обсин - [3]
Интересно было бы узнать, кто зарплату ее получает. Я бы этому скоту…Ну, и что — « я бы, я бы»?! Ничего сделать нельзя, соглашение устное, в ведомости на зарплату ее подпись. Ничего не докажешь. Еще два года тянуть. Конечно, отдельная квартира — это большое дело, но ведь и тут риск есть, что обманут, и опять ничего не докажешь.
Нет, нельзя рисковать. Этот алкаш, то и дело, в чем мать родила шляется, все загажено, заплевано, вечно хмырей каких-то в дом таскает. А когда я в ночную был полночи к ней ломились.
Черт, даже от талонов толку нет — нет денег, не отоварить. А тут еще я — не прописан, талонов нет, заработки эпизодические…О! Что за жизнь!
Вот не могу никак понять, как я потерял документы — не помню и все — и что меня понесло в тот городишко, тоже неясно. Сколько раз пытался вспомнить — нет, не выходит. Помню, сижу на скамейке, а какая-то девчонка ревет и кричит:"Гражданин, вы живой, вы живой?!"
Так с Зойкой и познакомился. Она понимает, что со мной что-то неладно, но терпить.
Может, любит?..
4.
«Ай, мам, прости, больше не буду, ай, не бей, больно, не буууудууу, прости, мамочка, ой-ой-ой, ну, не буду, не бей!»
Мать обессиленно рухнула на диван, прижала к себе сына, которого только что лупила смертным боем, уткнулась лицом во взъерошенную, давно не стриженную шевелюру и зарыдала.
«Мамочка, не надо, ну, не переживай, я сам виноват,» — всхлипывая, стал успокаивать ее сын.
«Ты что, не понимаешь, что это опасно? Ты дурачок, что ли? Ведь я тебе все объяснила, ведь ты сказал, что понял, что больше не будешь туда ходить. Что ж ты врал, получается? Мужчина ты или нет? Пожалей меня, если себя не жалеешь. Как я одна без тебя проживу? Сыночек мой, не ходи туда, опасно там, не зря ведь ограду убрали и дорогу сделали хорошую — вас дурачков подманивать, чтобы легче вам туда дойти было, чтобы ловились вы легче. Обещай, что не пойдешь туда больше, обещаешь?»
« Обещаю, мама. Да ты не волнуйся — я всего там раза два был и не во время испытаний, после.»
«Но ведь поле держится шестьдесят восемь часов! Ты мог…С тобой все в порядке — ничего в себе не замечаешь?»
«Нет-нет, все в порядке, я же знаю, здоров я.»
«Здоров! ОНИ тоже все здоровые, как будто в этом дело…»
«Я понимаю, о чем ты говоришь. Нет, со мной все в порядке. Вот Юрка…»
«Что — Юрка?! Что такое с Юркой?!»
«Он там все три часа просидел, пока процесс шел.»
«Ох! И что?!»
«Да он дурак, мам! Говорит, специально пошел, мол, мать вечно шпыняет, что он одежду раскидывает, а теперь все путем — шмотки сами в шкаф убираются».
«Боже, ужас какой! А память?»
«Мам, память исчезает через два месяца, а он был там шестого.»
«Да-да, конечно, рано еще. Бедная мать, она уже поняла?»
«По-моему, да, но, кажется, не слишком переживает — их же семеро, отец от лучевой умер, ты помнишь, мы в пятом классе были. Ей даже легче будет, если Юрку заберут.»
«Какие ужасы ты говоришь! Ну, какая мать может пожелать своему ребенку такое?! Да я бы умерла, если бы ты оказался на месте Юрки. Сыночек мой! Ладно, мой руки, обедать будем. Я — на кухню.»
Мать торопливо вышла из комнаты. Сын посидел минуту неподвижно, неподвижно глядя перед собой. Затем раззулся, причем ботинки, каким-то образом, сами собой оказались в прихожей, куртка повисла над ними на крючке, в ванной зашумела и смолкла вода, в то время, как он все сидел в кресле, а из прихожей, глотая слезы, держа в руках кастрюлю, мать следила, как одна за другой сами собой укладывались в держатель проигрывателя пластинки.
5.
«…эти явления приобретают все более широкие масштабы и все большую огласку. Нас информируют, что жители прилежащих районов не разрешают детям играть в южной части парка, хотя раньше там было любимое место отдыха. На заводе Спецтяжмаша рабочие угрожают забастовкой, если мы не прекратим испытания.»
«Но вы же понимаете, я надеюсь, что мы не можем прекратить. Это уникальные исследования на уникальном экспериментальном материале. Такие исследования проводятся только у нас, что дает нам опережение Мировой Системы лет на сорок-пятьдесят.»
«Но почему не легализовать эти работы?»
«Как вы не понимаете?! А Соглашение? Да вы представляете себе, что поднимется во всем мире, если мы обнародуем наши методики и результаты?!»
«Ну, и поднимется, ну и что?»
«Нарушение Соглашения грозит государству-нарушителю во-первых, исключением ее из состава ООН и прекращением всех и всяческих международных контактов. Во-вторых, наложением эмбарго на торговые и экономические сделки, а в-третьих, арестом всех денежных вкладов во всех иностранных банках. Вы уверены, что наверху согласятся с последней мерой? Ага, то-то!»
«Хорошо, но как успокоить население?»
«Не знаю, нужно подумать. Подключите Молодежный Союз, ДрАрмов, СпецОбов — учить вас, да? Сейчас, конечно, слетами и улетами никого не привлечешь, ну, организуйте лотерею, что ли, или распродажу крупяных и макаронных изделий.»
"Да где их взять-то?! Я сам макарон больше года не ел…!
«Так и быть, поможем вам, подбросим чего-нибудь, только бы результат был. Я с нашими дамами поговорю: пусть гардеробы свои потрясут, наверняка у каждой найдется кофточка какая-нибудь, немодная, или сумочка с оборванным ремешком — вот вам призы для лотереи. Работать нужно, думать. А работы получше засекретьте. Как население узнает, что идет эксперимент?»
Я и сейчас слышу: «Понимаете, есть штамп, что человек перед смертью, вроде бы, видит всю свою жизнь и имеет возможность подбить итог и понять, как он жил — был человеком или нет. Такая предсмертная математика… А если человек впал в маразм, или у него Альцхаймер, или он, вообще, в коме? Так и уходить, не оценив себя в последний раз? Поэтому я решила, что, раз уж выпал такой длинный досуг, подобью сальдо заранее, пока еще в своем уме. Вас мне бог послал, чтобы Вы мне помогли это сделать. Раз бог помогает, значит жила правильно? Ну, хорошо, а вдруг это — черт? Не отказывайте мне, прошу Вас, Вы сумеете это написать.
Потом, когда все кончилось, и жизнь пришла в норму, Алла не раз сама себе задавала вопрос, как получилось, что ее невероятная интуиция дала в тот день сбой и не велела ей отказаться от этой поездки. Вероятно переутомление и жара сбили ее здоровые настройки, лишь встряска, пережитая в последующие дни, сумела вернуть их к нормальному уровню — так решила она.
Долго я не могла заснуть, как всегда со мной бывало от избытка впечатлений. Но и заснув, я видела одно и то же: несется по шоссе серая «Волга», хохочут, поют сидящие в ней люди, полощется на ветру газета с сановными портретами. Хрущика сняли. Брежнев вместо него.
В студенческие годы я имела славу человека, который всегда может достать «лишний билетик» в любой театр на любой спектакль. А сейчас еще существует «стрельба» билетов на дефицитные зрелища?
С нею не любят общаться — слишком уж это утомительно. То и дело она что-то поправляет на себе, одергивает, расправляет. Приглаживает волосы, тревожно глядя в глаза собеседнику — это тоже не все переносят. Что за манера — смотреть прямо в глаза, словно в поисках страха или скуки, или неискренности?! Смотрит она при этом искательным взглядом, словно упрашивает о чем-то, молит, но о чем ее мольба, непонятно, да и некогда разбираться. Какие мольбы, о чем вы?! Жизнь несется, скачет, до умоляющих ли взглядов — пусть даже и думаешь о себе потом как о колоде бесчувственной, это быстро проходит, а вот беспокойство которое селит в тебе этот жалкий умоляющий взгляд, это постоянное одергивание и оглаживание одежды, постоянные поиски — неосознанные, разумеется, но все равно раздражающие — зеркала, темного стекла, любой отражающей поверхности, в которой можно было бы увидеть себя и убедиться, что все в порядке, какой-то нарциссизм наоборот — все это безумно утомляет надолго и надолго вселяет тревогу и желание смыться, уйти поскорее и поскорее забыть этот ищущий взгляд, этот торопливый захлебывающийся голос: она знает, что с нею не любят разговаривать, черт возьми, она совсем не глупа при этом своем поведении, она даже знает причину такой нелюбви к ней, но ей, словно все равно, лишь бы только удалось рассказать как можно больше, пока попавшийся и томящийся собеседник еще не ушел, еще стоит здесь, перед нею, озирается тоскливо по сторонам, переминается с ноги на ногу и мямлит что-то вроде «да что вы говорите» и « поразительно».
Фрэнклин Шоу попал в автомобильную аварию и очнулся на больничной койке, не в состоянии вспомнить ни пережитую катастрофу, ни людей вокруг себя, ни детали собственной биографии. Но постепенно память возвращается и все, казалось бы, встает на свои места: он работает в семейной юридической компании, вот его жена, братья, коллеги… Но Фрэнка не покидает ощущение: что — то в его жизни пошло не так. Причем еще до происшествия на дороге. Когда память восстанавливается полностью, он оказывается перед выбором — продолжать жить, как живется, или попробовать все изменить.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.