Страна коров - [128]

– Мы лучше будем католиками, – пояснил он.

Я кивнул.

Бесси корябала у себя в блокноте.

Казалось, что река потекла вспять – все участники один за другим принялись делиться своими тяготами. Учительница музыки тихонько заговорила об атональности своей жизни в Разъезде Коровий Мык. Преподаватель мировых религий жаловался на политеизм политики кампуса. Анархист с кафедры философии негодовал на Димуиддлов с их бессовестной жаждой наживы и своекорыстной коммерциализацией честного насилия. Профессор экономики – тот, чья недавно опубликованная статья, предупреждающая об опасности прогрессивного подоходного налога, осталась по большей части незамеченной, – говорил о ловушках завышения оценок и том, как это подрывает трудовую этику студентов. Чарующий преподаватель творческого письма меж тем критиковал инцестуальное книгоиздание, размножающее генетически монозиготную литературу. Учительница этики скорбела о ползучей эрозии личных пространств. Трансвестит-огородник с большим чувством повествовал о сложностях отыскания женских платьев его размера в магазинах Разъезда Коровий Мык. А преподаватель философии – он к сему моменту получил в свой почтовый ящик рекордное количество вздутых мошонок – стенал о близорукости последнего решения Верховного суда. Все это время Алан Длинная Река, ветеран-профессор ораторского искусства, сидел тихо и горделиво рядом с преподавателем оружейного дела с его писклявой скрипкой, и концертный треугольник болтался у него на запястье.

Наконец крупный ледник начал таять, поток холодной воды полился из душ всех участников и растекся по плиткам пола зала заседаний, куда некогда они отложили до поры свои музыкальные инструменты. Преподаватель кулинарии. Историчка искусств. Заместитель заведующего учебной частью. Лектор по развивающему английскому. Координатор английского как второго языка. Подкатав штанины и обнявшись со своими инструментами, как музыканты на тонущем роскошном лайнере, все семеро стоически артикулировали глубокие расколы в кампусе, от которых жизнь в целом – и жизнь профессионального работника образования в общинном колледже Коровий Мык в частности – так трудна. Так непригодна для обитания. Так иссушена.

– Здорово, – сказал я. – Наконец все начинает проясняться!

Всю комнату оглашали сдерживаемые рыданья. Начался катарсис. Увертюрная соната завершилась.

– Так что мы со всем этим будем делать? – спросил теперь я, раз участники завели дискуссию о нашем культурном провале в кампусе. – Вы говорили о проблемах. Расколах. Разделении. Какофонии. Дисфункциональных комитетах. Атональности. Вздутых мошонках. Решениях Верховного суда. Вы излагали все это весьма красноречиво. И вот теперь, когда все это ясно, перед нами стоит подлинная задача – как нам начать это менять? И по силам ли нам?

Оглядев стол, я дал им это осознать.

– Каков же ответ на наш великий культурный раскол? – повторил я. – Или же – существует ли он?

* * *

– Чудесный вопрос! – сказал Рауль. – Именно на него от нас хотят ответа наши аккредиторы! И вообще не беспокойтесь, что для раскрутки дискуссии потребовался некоторый дискомфорт. Этого следовало ожидать. Не забывайте, в лучшем случае в той комнате собрались совершенно посторонние друг другу люди. В худшем они – смертельные враги. От кондиционера зябко. Стол для переговоров прямоуголен, у него острые края. Атмосфера с контролируемой температурой искусственна и вымученна. И, разумеется, вы не спали много месяцев, и этот безумный взгляд ваших глаз отнюдь не поощряет грядущего обсуждения. Очень естественно, что участники могут сомневаться.

– Спасибо, Рауль. Утешительно это слышать.

– Поверьте мне на слово, Чарли. Вам все удалось наилучшим образом – в сложившихся обстоятельствах. Дальше волноваться остается лишь за местных. С самого введения, с которым выступил приспешник Расти, они ведут себя относительно тихо. Похоже, мрачно размышляют. Это-то и беспокоит. Помните, доктор Фелч не советовал вам принимать их как должное. Они привыкли к тому, что их не замечают. Поэтому вам лучше за ними вернуться. Иначе вы не доберетесь до корня конфликта. Ваше обсуждение затронет лишь одну сторону эспланады. И вот это будет поистине жаль. Особенно раз вы так старались собрать их всех в одной комнате!

– Вы правы, – согласился я. – Но как же мне это сделать?

Как вдруг я почувствовал у себя на животе холодную руку. Бесси подкралась ко мне сзади и обхватила меня в тугом объятье. Не оборачиваясь на стуле, я ощутил запах ее шампуня после душа и почувствовал, как кожа ее грудей прижимается ко мне, ее подбородок – у меня на плече, а ее распущенные волосы свисают мне на грудь. Она целовала меня в затылок и терлась своей щекой о мою.

– Готов прерваться? – промурлыкала она и скользнула руками мне в трусы.

– Пока нет! – ответил я. – Я еще пишу!..

Бесси прижалась ко мне плотнее.

– Ты сказал, что будешь готов, несколько минут назад… несколько минут назад. А уже прошло гораздо больше. Дело уже сильно к трем. Прервись, а?!

Я легонько поцеловал ее в щеку.

– Пока не могу. Очень бы хотелось, но просто не могу. Мне нужно вставить в отчет точку зрения местных. Надо это записать, покуда я не принял их как должное, беззаботно двинувшись дальше.