Страна коров - [111]

– Я знаю. Мы видели, как вы входите и выходите. Вы новый координатор особых проектов.

– Да.

– Тот, что с трудом пытается организовать рождественскую вечеринку.

– Да.

– И ему не удается сомкнуть наш расколотый преподавательский состав.

– Верно.

– Вы много всякого, но ничего не целиком.

– Точно.

– И у вас тайком роман с секретаршей, которая водит грузовик.

– Я… ну… полагаю, можно сказать и так, да…

– Надеюсь, вы не по поводу опроса, потому что я его уже сдала.

– А?

– Мой опрос по фокус-группе. Я сдала его секретарше отделения несколько дней назад.

– А, да, спасибо. Но я тут не поэтому. Я тут потому…

Женщина по-прежнему разглядывала меня через щель в двери.

– Послушайте, не могли бы вы чуть приоткрыть дверь… с вами трудно так разговаривать…

Женщина помедлила, после чего приоткрыла дверь пошире. Теперь мне стало видно вдвое больше ее лица – целую половину – через эту щель.

– Лучше? – спросила она.

– На сто процентов, – сказал я. После чего: – Слушайте, математика мне нравится, как что угодно другое. Но дело в том, что… – (После стольких предвкушений – сколько месяцев я воображал и планировал этот миг конфликта? – и вот я заикаюсь и запинаюсь на собственных словах!) – …Дело просто в том, знаете, что у нас уже больше половины семестра позади, и время, похоже, непреклонно подталкивает меня к трагическому разрешенью…

– Время?

– Да, время.

– Вы стучитесь ко мне в дверь в два часа ночи поговорить о времени?

– Извините. Какой-либо иной час был бы для вас удобнее?

Женщина помолчала, обдумывая мои слова. Затем внезапно распахнула дверь. Дверь открылась широко, и на краткую секунду мне предстало царство, какое прежде я лишь воображал, о котором слышал и по которому чах из-за стены. Глядя поверх ее плеч, я увидел позлащенные чертоги курящихся паром ванн и мраморных дорожек, и бассейн, у которого полуобнаженные женщины в тогах болтали виноградными гроздьями над раскрытым ртом учителя алгебры мужского пола. Рядом с благоухающими цветами и бурлящим водопадом возлежали слоны и львы, а по всей комнате порхал тукан. Подле крупного золотого трона у ног статуи Евклида из известкового туфа лежала сиамская кошка. Женщина вышла в открывшийся дверной проем, затем потянула за собой дверь.

– Эй, ты куда это?! – окликнул ее изнутри голос преподавателя матанализа.

– В коридор, – сказала она. – Поговорить с нашим координатором особых проектов.

– Это еще зачем?

– Все в порядке, – ответила она. – Он выглядит безобидным. Но если не вернусь через пять минут, вызывай охрану кампуса…

Женщина сделала шаг на нашу общую территорию и плотно закрыла за собой дверь. На ней была белая футболка и розовые носки; темно-рыжие волосы были забраны в хвост на затылке. Ясно было, что от этой холодной октябрьской ночи ее отделяет лишь эта футболка, вероятно, только что наброшенная, – и когда она выходила в коридор, я заметил, как верхушки ее сосков топорщатся под легкой трикотажной материей.

– Да? – сказала она. – Сейчас два часа ночи. Когда вы постучали, мы как раз занимались кое-чем трансцендентным. Надеюсь, у вас ко мне действительно важное дело…

– Таково оно и есть, – сказал я. – Это очень важно. Видите ли, судьба нашего учебного заведения – у меня в руках. Но я не сплю с самого начала семестра. И руки у меня уже начинают дрожать. Я изо всех сил пытался поспать хоть как-то, но ваш экстаз уж очень настойчив. Время пролетает слишком быстро. Поверьте, сам я обычно не большой сторонник конфликта, но я наконец решил, что больше так не могу, что я должен что-то сделать…

– Конфликта, вы сказали?

– Да, конфликта.

– И что у вас за разногласия с конфликтом?

– Да ничего особенного вообще-то. Я с глубочайшим восхищением отношусь к тем, кому он удается. У меня же он никогда не был сильной стороной.

– Жалость какая. Конфликт – важная составляющая жизни.

– В этом я уверен.

– Конфликт – фундамент, на котором зиждется вся наша нация.

– Возможно, только…

– Конфликт – вот что сообщает миру суть. Это катализатор изменений и нововведений. Это стимулятор прогресса. Все интеллектуальные открытия делаются на перекрестке конфликтующих убеждений и способов бытия.

– Допустим. Но примирение тоже может быть своевременным.

– Ни в малейшей степени. Примирение – для гуманистов. В конце всегда выигрывает конфликт. Или вы склонны со мной не согласиться?

– Не обязательно. Я здесь вообще-то не для того, чтобы с кем-то не соглашаться. Я сейчас просто ужасно устал, потому что уже третий час ночи, а мне не выпало ни единой убедительной ночи сна с самого начала семестра. Пробовал дремать в кабинете. В библиотеке. Даже под платаном. Но тщетно. Маятник, семинарские группы, песни протеста – все они меня будят. Поэтому как вы считаете – не могли б вы, пожалуйста, сделать музыку потише? И немного пригасить визг? И умерить пронзительные вопли экстаза?

– Нет, конечно.

– Прошу вас?

– Нет.

– Разве не найдем мы способа, ну… прийти к какому-нибудь компромиссу?

– Например?

– Может, вы бы могли проявить чуткость в определенные периоды ночного времени, оставаясь безразличными к нуждам окружающих в остальное? Или, возможно, ограничить свои математические сатурналии лишь несколькими ночами в неделю? Вероятно, вы бы могли отыскать тот уровень экстаза, что попадает в какой-то промежуток между совершенным шумом и совершенным звуком? Такое, с чем и вы, и я могли бы сосуществовать и подо что я б мог, знаете,