Столп. Артамон Матвеев - [235]

   — Когда возвышает нас Бог, много, много вокруг ищущих счастья. Когда же нас гонят — то опять же сквозь толпу, кричащую посоромины. Прощаю тебя, Сергий. Бога о прощении моли!

Больной стал, и братия Толгской обители, получив благословение великого старца, удалилась.

Ночевать решили у монастырской пристани. Пусть святейший наберётся сил перед завтрашними торжествами.

В Ярославь поплыли утром. На Волге ни морщинки. Катит поток серебро румяное, где-то за далями вливается в небеса. Оттого и небеса розовые, и берега как в цвету.

Зашли в речку Которосль, стали против Спасо-Преображенского монастыря. Древнейшего, основанного в 1216 году. Ярославское княжество на два года моложе сей дивной обители.

Высокий спуск к реке затопило народом. На струг поднялся воевода с властями, архимандрит монастыря с братией. Желали святейшему здравия, целовали руку. Никон благодарил глазами да слабым поднятием ладони.

Народ шёл нескончаемой вереницей. Кто плакал, кто просил молитв.

   — Не довольно ли? — спросил Никона думный дьяк Чепелев. — Утомили тебя, света!

Никон глянул с яростью, и дьяк отступил.

Последними подошли к владыке мать с доброй дюжиной детишек. Никон возложил руку на голову трёхлетней девочке, смотрел в синие глазки и знал: вот она — жизнь.

Девочка сказала:

   — Дедушка! — и подала крошечный цветок — незабудку.

И вырвалась из груди великого старца последняя хвала Творцу сего мира:

   — Господи! Господь наш, яко чудно имя Твоё по всей земли, яко взятся великолепие Твоё превыше небес. Из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу...

Струг отвели от берега с поспешанием. Из-за Которосли к судну направлялись лодки с деревенским народом, а болящий совсем уж изнемог.

Возле одра неотлучно стояли архимандрит Никита, иеромонах Варлаам, инок Серафим.

Никите показалось, святейший что-то хочет сказать. Наклонился.

   — Господь... Господь указал... Всем... И Москве! Москве! Аз — паст... ты... рь, — разлепляя пересыхающие губы, прошептал Никон.

Он хотел, чтобы поняли и запомнили: Бог даровал ему, святейшему, исполнить пастырскую службу в последние часы жизни. И служба сия, как в лучшие годы, была многолюдна. Народ, отринув запреты церковных властей, любил его, как отца.

Струг поставили на Волге, против Тутовой горы. Святейший смотрел на купола храмов, на синеву небес, необычайную для августа. Такое небо бывает в октябре, когда всё уже отцвело, одарило плодами и когда, замыкая круг года и жизни, надобно ждать снега.

Ударил колокол Соборного храма, звал к вечерне. Никон встрепенулся. Его ждут к службе. Торопливо оправлял бороду, разглаживал складки на одежде. Духовник архимандрит Никита начал читать отходные молитвы. Голос над водою звучал чисто, светло...

Колокол умолк.

   — Святейший не дышит, — сказал Варлаам.

Архимандрит закрыл глаза умершему.

Пришёл думный дьяк Чепелев, приказал подьячему:

   — Запиши. Нынче, семнадцатого августа 7189 года от Сотворения мира, 1681-го от Рождества Христова в четыре часа по полудни отошёл ко Господу святейший патриарх Никон. Жития его было семьдесят шесть лет, два месяца, двадцать четыре дня.

Иноки хлопотали над покойным. Опрятали тело в схиму, читали заупокойные молитвы. А в Москву, к царю, к патриарху, скакали, не щадя лошадей, скорые гонцы.

Пошла последняя схватка вокруг имени усопшего.

Царь Фёдор Алексеевич просил святейшего Иоакима принять участие в погребении святейшего Никона, местом погребения указывал Воскресенский монастырь.

Иоаким ответил:

   — Я готов похоронить инока Никона.

Тогда царь позвал на отпевание митрополита Новогородского и Великолукского Корнилия.

Двадцать пятого августа великий государь Фёдор Алексеевич приехал в монастырь с тётками-царевнами Анной Михайловной да Татьяной Михайловной, с царевнами-сёстрами Марфой, Екатериной, Марией, Софьей, Феодосией, Евдокией, с царицею Натальей Кирилловной и с братом своим царевичем Петром.

Тело усопшего всё ещё было в дороге. Из Ярославля везли сухим путём, останавливаясь в городах, в монастырях, дозволяя народу проститься с великим владыкой. До Троице-Сергиевой обители гроб провожал архимандрит Никита, отсюда в Воскресенский монастырь тело святейшего вёз наставник Троице-Сергиева монастыря архимандрит Викентий.

Фёдор Алексеевич, отдохнув с дороги, принялся расписывать, как кому действовать на похоронах, где чему быть.

В царском поезде прибыло двенадцать отроков ангельского вида. Они должны были, окружив гроб, нести чёрные аршинные свечи.

Полуаршинных свечей, и тоже чёрных, из Москвы доставили два воза, чтобы всем хватило.

Царь осмотрел место упокоения, приготовленное для себя во время жития в Воскресенском монастыре самим Никоном. Могила была в пределе святого Иоанна Предтечи под Голгофою, стены выложены белым камнем.

Фёдор Алексеевич пришёл в собор вместе с Петром.

   — А он от старости умер? — спросил царевич.

   — От старости.

   — А старость, когда борода длинная?

   — Когда лет много, — сказал Фёдор Алексеевич. — Когда жизнь была долгой.

   — Я девять лет уж прожил. — Пётр выставил перед собой пальцы, большой на левой руке загнул. — Много?!

В глазах ужас.

   — Мы с тобою, брат, молодые, — улыбнулся царь.