Столичная штучка - [62]

— Ты не очень-то крылья расправляй, все-таки с тестем разговариваешь, — с важностью отозвался Дмитрий. Прислушиваясь к звуку собственных шагов, эхом отдававшихся в пустынном дворе, он до сих пор не мог до конца осознать, что его мечта исполнилась.

— Подумаешь, тесть — некуда присесть! — ехидно отозвался Артем. Поднеся часы поближе к лицу, он присмотрелся к циферблату, подсвеченному зеленоватым огоньком. — Пяти часов не прошло, как его в звании повысили, а он уже дедовщину развел.

— Смотри у меня, — пригрозил Дмитрий, — будешь со мной так неуважительно разговаривать, я теще расскажу, как ты на нее спорил, она тебя быстро к ногтю прижмет.

— Зачем же семейные отношения начинать с такого экстрима? — глаза Артема основательно округлились. — А как же, Дим, мужская солидарность и все такое прочее?

— Ага-а-а, — протянул Меркулов, — вспомнила бабка, как девкой была. Очухался? А где, спрашивается, была твоя мужская солидарность, когда ты меня со своим спором в угол загонял, спала? — и его глаза, прищурившись, сложились в две узкие хитрющие щелочки.

— Ох и мстительный же ты, Меркулов! — с наигранной дрожью в голосе произнес Обручев. Если бы не боязнь показаться смешным или, того хуже, перебудить всю округу, он набрал бы в грудь побольше воздуха и закричал от переполнявшей его радости. Так хорошо ему не было очень давно. Глядя на корявые стволы почерневших от влаги лип, Артем испытывал ни с чем не сравнимое чувство умиротворенности и по-детски наивного умиления.

Часть двора была неосвещена, и там, куда не дотягивался отбрасываемый фонарем полукруг света, тьма была такой густой и плотной, что, протянув ладонь, можно было ощутить ее скользкую влажную студенистость. Умаявшись за день, ветер уснул, и в воздухе, неподвижно застывшем над проседью осевших сугробов, повис едва уловимый запах земли.

— Никакой я не мстительный, — улыбаясь своим мыслям, проговорил Дмитрий. — Но посуди сам: терпеть твои выходки пять лет в институте, потом работать вместе и под финал всего сделаться родственниками, это ж какое ангельское надо иметь терпение, чтобы все это вынести и не пикнуть?

— В качестве отступного могу пообещать тебе внука, — смиренно опустив глаза, предложил Артем.

— Чего ты мне можешь пообещать? — от неожиданности Дмитрий даже замедлил шаги.

— Прости, не подумал, что почетное звание деда может произвести на тебя такое впечатление, — мило извинился Обручев. — Или тебе больше хочется внучку? В принципе, это грамотно. Говорят, после сорока мужчины становятся мудрее и начинают понимать, что дочки и внучки — гораздо более выгодное вложение в собственную старость.

— После сорока набираются ума далеко не все, — не остался в долгу Меркулов. — Что касается тебя, Артем, то тебе подобная перспектива не грозит и после шестидесяти.

— Если будешь так важничать, я пожалуюсь на тебя теще, — перешел в наступление тот.

— В таком случае мне придется, заметь, исключительно в качестве отца и главы семьи, открыть на многое глаза не только жене, но и дочери, — не задумываясь, парировал Дмитрий.

— А Голубев-то наш до сих пор пребывает в святой уверенности, что хотя бы с одного из нас получит свои законные дивиденды, — вдруг ни с того ни с сего рассмеялся Артем.

Одно за другим гасли окна и звезды, видимо, кто-то, сидящий за дырявым бархатным занавесом, зашивал образовавшиеся по недогляду прорехи. Под ногами похрустывали тонкие пленочки слабенького льда, уснувший город молчал, и только раскосые глаза всевидящих фонарей, понимающе жмурясь, разбрасывали во тьму золотые усики света.

* * *

Если бы человечество могло изобрести устройство, безликое и неподкупное, фиксирующее самые читаемые тексты прошлого и настоящего, то, скорее всего, парадоксальные результаты итогов повергли бы всех аналитиков в состояние, близкое к шоковому. Ни многотомные рафинированные страницы сериалов, ни строгие главы суровых классиков не смогли бы тягаться с простыми лаконичными строчками этикеток парфюмерии и бытовой химии, присутствующих в каждом доме без исключения и составляющих предмет интереса всех тех, у кого совершенно неожиданно образовался свободный временной промежуток, вынуждающий таковых к его добровольно-принудительному применению.

Находясь в кабинете, используемом, как правило, индивидуально, Анатолий изучал упаковку баллона воздухоочистителя. Он рассматривал аляпистую картинку экзотических цветов и набирался знаний о мерах предосторожности при работе с распылителем, данных для особо одаренных на четырех языках одновременно, когда в квартире Евы Юрьевны позвонили в дверь.

Само помещение совмещенного с ванной санузла было относительно просторным, но дверь открывалась наружу и перегораживала узкое пространство коридора почти полностью. Она разрезала полтора квадратных метра площади на две маленьких клетушки и замуровывала входящего в квартиру или выходящего из нее окончательно и бесповоротно. Гора всяческих вещей, круглогодично собиравших пыль на вешалке, также не располагала к поспешному бегству из добровольного заточения. Поняв, что, независимо от желания, покинуть место в тронном зале ему удастся только после того как освободится коридор, Анатолий поставил красочное чтиво обратно на полку и, поскольку встреча гостей не планировалась, постарался прислушаться к голосам.