По-настоящему я никогда ее не знала.
Она вошла в мою жизнь вместе с человеком, который был ее мужем. Вместе с человеком, с которым мне суждено жить. И вместе с ее сыном Стефаном.
В мою жизнь вошла ложь.
Меня окружили миры, искрившие тайным интересом к ней. И еще другие, молчаливые, таинственные, державшие меня на дистанции, в ожидании. В надежде, что мимолетный отсвет укажет путь к ней. Теряя ее след, я погружалась в темные воды своей жизни и сквозь толщу мутных волн, захлестывавших меня, пыталась прорваться к ее душе, слабо мерцавшей надо мной. Она пряталась от меня, а я искала ее. Она пряталась ради моего же блага. Теперь я готова растоптать эту бледную, неясную тень.
Она ранит меня, но я не чувствую боли и наношу ответный удар. Я не собираюсь убивать ее. Только дать отпор. Выбрать точку на гладкой поверхности зеркала и с силой опустить серебряный молоточек. И я стану ею.
Иногда в минутном порыве решимости мы приближаемся к тому, что готовит нам случай, исступление или отчаяние. Но не случай привел ее в мою жизнь. Она ждала меня, и это было предрешено. Она ждала меня в моем доме. Она не была рождена моей матерью. Но она была ее ребенком. И это величайшая несправедливость по отношению ко мне.
Ее звали Элизабет Эшбридж. Я всегда завидовала этому имени.
— Кто-то летает по моей комнате. Кто-то черный. Мама. Мама. Кто-то летает. Черный. У него крылья. Мама. Мама. Где ты, мама? О, пожалуйста, мама. Иди сюда. Мама, пожалуйста. Пожалуйста. Он вот-вот сядет мне на лицо.
Я бьюсь о дверь. Я не могу дотянуться до выключателя. Я слишком мала.
— Мама, я не могу… Мама, мама!
Темный коридор. Кто-то черный.
— Мама, он летит за мной. О, мама. Где ты, мама?
Здесь должны быть ступеньки. Я встаю на цыпочки, тянусь… Но все равно выключатель расположен слишком высоко. Я цепляюсь за перила. Я медленно ползу, ступенька за ступенькой я погружаюсь во тьму.
Холл настолько узок, что, вытянув руки, я касаюсь стен. Слезы текут по моему лицу… ноги подгибаются…
Я продвигаюсь вперед.
— Мама. Мама.
Я кричу, я обращаюсь к далекому благословенному лучу света.
— Мама.
Навстречу мне плывут звуки радио и ее голос. Из последних сил я толкаю дверь из мрака на свет.
Они оборачиваются. Они купаются в потоках света. Великолепная троица. Элизабет стоит на коленях. Ее золотые волосы струятся по плечам. От нее исходит свет. Позади сидит моя мать с гребнем в руках. Напротив них отец с чашкой какао. Он сильно наклонился вперед, почти сполз на пол.
Покой и счастье. Гармония. Но мне здесь нет места. Мать бежит ко мне. Она сжимает меня в объятиях. Элизабет пугается:
— Рут, бедная Рут, почему ты так кричишь!
Отец встает с места и тихо произносит:
— Дорогая Рут. Дитя мое. Что с тобой? Ты шла одна по темной лестнице! Бедная малышка.
Они целуют меня. Они ласкают меня. Они усаживают меня. Они стараются успокоить меня.
Я пью какао из чашки Элизабет. Она целует меня. Она целует мои коленки.
— Бедная, бедная Рут! — шепчет она.
Я снова начинаю кричать. Слезы ненависти капают на голову Элизабет. Стекают по ее золотым волосам. Она поднимает ко мне лицо. Я нагибаюсь к ней. Я прижимаюсь к ее лицу. На ее губах капли. Мои слезы.
Жгучи ли они, Элизабет? Жгучи?
Меня несут обратно в постель. Через освещенный холл. Мать и отец нежно воркуют надо мной. Они старательно ищут крылатое чудище. Оно уворачивается от них. Отец садится рядом со мной, гладит меня по голове. Мать тихонько поет колыбельную. И, я проваливаюсь в сон.
Надо мной разверзлись небеса. Из тьмы я смотрю на светило. Я окунаюсь в свет. Я одна.
Теперь я понимаю, что слишком рано столкнулась с добротой и она безвозвратно ушла из моей жизни.
Я попала в жестокие тиски великодушия Элизабет. Зная о ее прямоте и искренности, я задыхалась в той атмосфере, которая окружала Элизабет. Убийственная мощь ее сердечности разрушала чахлые ростки доброты, пробивавшиеся в моей душе.
Мне казалось, что я придавлена темной толщей воды, и восставала против господства Элизабет. Она была королевой. И поэтому к ней нельзя было испытывать ни любви, ни жалости.
Она осталась сиротой, когда ей было всего девять месяцев. Ее родители, Астрид, сестра моей матери, и Оливер Орд Эшбридж, молодые, любящие супруги, погибли в автомобильной катастрофе. Элизабет привезли в Лексингтон. Старые каменные стены стали для нее надежным укрытием, а знаменитые парки и озеро придали особую красоту ее свободе, ограничив пространство и наделив его множеством неповторимых деталей. Она жила в Лексингтоне, и мои родители любили и баловали ее. У них появилась дочь. Еще до меня.
