Столешники дяди Гиляя - [6]

«Московский листок» дал литературный приют многим из тех, кто раньше сотрудничал в московских иллюстрированных еженедельниках. Одни из них писали в «Листке» от случая к случаю, другие прочно осели в газете. Она стала для них и печатной трибуной, и твердым, постоянным источником заработка.

Среди обосновавшихся в «Московском листке» писателей был Иван Ильич Мясницкий, хорошо знавший Чехова и работавший с ним в ряде московских изданий. В течение многих лет Мясницкий печатал в пастуховской газете живые сценки с натуры, в которых правдиво и остро передавал свои наблюдения над жизнью москвичей, воссоздавал кусочки московского быта.

Сценки Мясницкого легко читались, а вернее, по чеховскому выражению, проглатывались, как рюмка водки. Иногда они получали одобрительные отзывы взыскательных читателей, понимавших и ценивших настоящую литературу.

И. И. Мясницкий был частым гостем в Столешниках. В 1904 году это был уставший от жизни человек, за которым числилось много толстенных романов из московской жизни. Он разделял известность с равными ему по уровню и жанру писателями и во многом имел схожую с ними литературную судьбу.

Молодежь Столешников, группировавшуюся вокруг дочери Гиляровского, в это время слушательницы Высших женских курсов В. И. Герье, Мясницкий интересовал тем, что был не только писателем, но и одним из управляющих крупнейшего московского миллионера Г. Г. Солодовникова. Соединение этих профессий казалось молодежи трудно объяснимым, и она приглядывалась к Мясницкому.

— Если бы я был так же плодовит, как Мясницкий, то я потребовал бы для себя в истории русской литературы большую главу, — не раз глуховатым голосом, покашливая, говорил Чехов, когда шла речь об этом писателе.

— Если бы я знал подноготную Москвы так же, как Иван Ильич, мои сочинения разместились бы не меньше чем в пятидесяти томах, — заметил А. В. Амфитеатров, взяв с рабочего стола Гиляровского «Гостиннодворцев» Мясницкого.

— Будь я по плодовитости Мясницким, я издавал бы у Клюкина или Ефимова по четыре толстенных тома в год, — добавил В. М. Дорошевич. — Полученный за книги гонорар избавил бы меня от ежедневного писания газетных фельетонов и позволил спокойно путешествовать по местам, для меня интересным.

Гиляровский, вступая в разговор, отвечал:

— Это все так и в какой-то мере отвечает действительности, но без газеты, без возможности быстрейшим образом откликаться в ней на все, что беспокоит нашу передовую общественность, я все же не мог бы жить. Это не в моих силах и не по моему темпераменту. В моих жилах, видимо, все-таки усиленно буйствуют газетные бациллы и микробы.

Эти замечания принадлежали писателям, которые были завсегдатаями Столешников, хорошо знали быт и жизнь Москвы и беспристрастно оценивали литературные возможности и дарование И. И. Мясницкого. Они, как и хозяин Столешников, великолепно знали, как бойко расходятся книги Мясницкого в московских книжных магазинах, в особенности в железнодорожных газетных киосках Контрагентства печати А. С. Суворина.

Мясницкий, как авторитетное, доверенное лицо торговой московской фирмы Солодовникова, как человек, которому этот денежный воротила доверял тайны своих дел и многие ответственные, щекотливые поручения, конечно, великолепно знал движения души и сердца людей, которые впоследствии стали персонажами его произведений.

Мясницкий списывал своих персонажей непосредственно с живых людей. Он наблюдал и изучал их в каждодневных встречах при торговых и деловых общениях. Мясницкому, конечно, не хватало, да он на это и не претендовал, того, что позволило Александру Николаевичу Островскому создать неумирающую галерею типов и образов купеческой Москвы. Это не уменьшает правдивости изображения москвичей Мясницким. Знал он людей, каких брал прототипами своих персонажей, поразительно.

— Вопрос другой, с какой силой таланта он их изображает, — говорил Владимир Алексеевич, — Иван Ильич не пересмешник, как Николай Александрович Лейкин, а честный изобразитель видимого и знаемого.

Николай Александрович — поэт-лирик, особенно в начале своего литературного пути, когда он был приказчиком в магазинах петербургского Гостиного двора. Лейкин прекрасно знал жизнь мелких торговцев, настойчиво стремившихся из третьегильдейных купцов превратиться во второгильдейные и при удаче, может быть, даже в первогильдейные!

— А Мясницкий — это совсем другое, — говорил Гиляровский, — У него другой мир, иное поле наблюдения и совсем другое литературное любопытство. Об этом при упоминании Лейкина много раз говорил и Антон. Чехов Лейкина знал больше и лучше, чем мы, коренные москвичи, так как долго работал у него в «Осколках» и постоянно встречался с ним при наездах в Питер.

Я по работе в «Осколках» тоже знавал Лейкина, общался с ним. Конечно, отмахиваться от него писателям как будто и не совсем подобает. Мы все ценим его удивительнейшую трудоспособность — и писательскую и редакторскую. Нисколько не умаляя ни Лейкина, ни Мясницкого, скажу, что их сравнивать и объединять нельзя. Это писатели различные и по корням, и по истокам, и, пожалуй, по направленности, хотя у них была приверженность к изображениям однотипных сословий.