Стинг. Сломанная музыка. Автобиография - [43]

Phoenix Jazzmen играли со времен бума традиционного джаза 1950-х годов. Большая часть материала Луиса Армстронга, Кинга Оливера, Сиднея Беше и Бикса Байдербека записана еще до войны. В Англии было много поклонников и исполнителей такой музыки, среди которых были Джордж Мэлли, Хамфри Литтлтон и Крис Барбер. Эти музыканты играли произведения, похожие по саунду на биг-бэнды Гленна Миллера и The Dorsey Brothers.

Традиционный или новоорлеанский джаз был более грубым и аутентичным, был ближе к своим блюзовым корням, чем более сложная танцевальная музыка, появившаяся позднее. Желание звучать более правдоподобно привело к тому, что многие музыканты начинали играть в небольшом составе, то есть в группе чаще всего была ритм-секция, а также три солирующих инструмента: труба, кларнет и тромбон. Часто трубач играл основную мелодию, а два остальных инструмента – импровизацию на ее тему. (Музыка такого типа развивалась и достигла своего апогея в бибоп-импровизациях Чарли Паркера, Диззи Гиллеспи и Телониуса Монка, но британские музыканты-любители большей частью игнорировали эту тенденцию и старались воссоздать музыку прошлых лет.) Подобных коллективов в пабах и клубах Ньюкасла было достаточно, старые музыкальные традиции хранили такие группы, как River City Jazzmen, Vieux Carre Jazzmen и Phoenix Jazzmen. В разное время я играл во всех перечисленных группах и полюбил бурную полифонию этих ансамблей, когда они разыграются и несутся на всех парах, словно поезд. Я считаю, что эта музыка не менее выразительная, интересная и висцеральная, чем рок-н-ролл.

Мы исполняли композиции Twelfth Street Rag, Tiger Rag, Beale Street Blues и Basin Street с фанатизмом евангелистов, хотя музыка, которую мы играли, была совершенно не модной. В начале 1970-х годов популярным был глэм-рок, стадионы собирали на одном конце спектра Дэвид Боуи, Марк Болан, а на другом – Гарри Глиттер и Sweet.

Я носил форменную ужасную розовую нейлоновую рубашку ансамбля с определенным чувством извращенной гордости. Мы выступали по субботам в рабочих клубах после игры бинго. Зачастую безучастными слушателями нашего архаичного и анархичного искусства были шахтеры с женами в Крэмлингтоне, судостроители в Сандерленде и рабочие химических предприятий Тиссайда. Во всех смыслах это была весьма взыскательная и не самая расположенная аудитория, но мы верили, что наши энтузиазм и страсть смогут затмить для людей тот факт, что мы играем совершенно не современную, не актуальную музыку и выглядим немодно. В большинстве случаев наши выступления проходили без эксцессов. Из клуба нас выбросили всего лишь один раз.

Мы играли в рабочем клубе на севере Англии. Главным событием того вечера были далеко не мы, а бинго. В бинго все организовано, словно это не игра, а какой-то полурелигиозный ритуал. Главным жрецом является ведущий игры, выкрикивающий номера. Он сидит в центре сцены за большой коробкой из плексигласа, наполненной цветными шариками для пинг-понга, каждый из которых имеет номер от одного до ста. Внутри коробки установлен электрический вентилятор. Когда его включают, начинается активное броуновское движение шариков, которые по одному засасывает в специальную трубу, откуда ведущий их вынимает. Он громко произносит номер каждого шарика и откладывает их в другую емкость.

«Глаз Келли, номер один».

«То, что доктор прописал, номер девять».

«Даунинг-стрит, номер десять».

«Две маленькие уточки, двадцать два».

«Две толстые дамы, восемьдесят восемь».

«Это того стоило? Семь и шесть».

Вынимающим шарики и объявляющим их номера является чаще всего секретарь клуба. Он зачитывает номера с торжественностью читающего приговор судьи. Для понимания этой истории важно подчеркнуть, что жерло трубы перекрывает пластиковая мембрана, которая не дает шарикам вылететь и фиксирует каждый из них до тех пор, пока его не вынет ведущий.

Действие этой истории происходит в Сандерленде, в клубе Red House Farm Social Club, расположенном в рабочем квартале на севере города. Группа Phoenix Jazzmen должна выйти на сцену в 9 вечера, после игры бинго. Вечер только начинается, и мы расслабляемся в гримерке, в которой стоит плексигласовый аппарат для игры в бинго.

Мы – это:

– Гордон Соломон, он же Солли, руководитель ансамбля. Он прекрасно играет на тромбоне. У него слегка детское пухлое лицо, и выглядит он вполне невинно, хотя в жизни обладает озорным остроумием на грани садизма.

– Дон Эдди – один из самых сумасшедших и виртуозных барабанщиков, с которыми мне довелось работать. Когда играешь с ним, кажется, что тебя привязали к передней части локомотива скоростного поезда. Крупный мужчина за сорок, он лыс и носит усы с закрученными концами. Дон – алкоголик, но это ему не мешает.

– Грэхам Шеперд – кларнетист-эксцентрик, интеллектуал под прикрытием, студент, изучающий музыку, и большой бабник. Его коронным номером во время выступления является композиция Stranger on the Shore Акера Билка. Грэхам ненавидит эту песню всеми фибрами души, и Гордон, будучи добрым и понимающим руководителем ансамбля, заставляет его играть эту композицию каждый раз, когда мы выступаем. С точно таким же садизмом Гордон заставляет меня петь композицию Never Ending Song of Love старых добрых Seekers. У меня нет совершенно никакого желания это делать, но тем не менее я это делаю.