Стихотворения - [12]

Шрифт
Интервал

Нечеловеческим лишь краткий миг».


Казалось, что дыханьем монолога

Просторный парус оживил Улисс,

И парус тайной трепетал, как бы

В другую ночь другой вознесся парус,

Ночь рассекая, как морской простор,

И сгусток звёзд в ночи над ним повис.


Перевод Яна Пробштейна


РЕБЕНОК, ЗАСНУВШИЙ НАД СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНЬЮ


Среди известных стариков

Есть безымянный, погружён

Он в думу тяжкую о всех и вся.


Они ничто вне мирозданья

Сего единственного разума.

Он изучает их извне и знает изнутри,


Лишь он один их жизнью управляет,

Далёк, и всё же близок, чтоб нынче ночью

Над изголовьем струны пробудить.


Перевод Яна Пробштейна


ПЕРВОЕ ТЕПЛО


Интересно, жил ли я в подполье,

Пытая рельность вопросами,

Земляк всех костяков земли?

Сейчас здесь тепло, о котором я позабыл,

Становится частью реальности, частью

Пониманья реальности,

И стало быть, вознесеньем, ибо я жил

В том, что могу потрогать, ощупать до чёрточки.


Перевод Яна Пробштейна


ПОКИДАЯ КОМНАТУ


Ты говоришь. Молвишь: Черты сего дня —

Не скелет, извлечённый на свет из чулана. И я не живой труп.

Тот стишок об ананасе, или тот

О ненасытном уме,

Тот о правдоподобном герое, или тот

О лете, — не такие, что может придумать скелет.

Интересно, жил ли я в подполье,

Не веря в реальность,

Земляк всех костяков земли?

Сейчас здесь снег, о котором я позабыл,

Становится частью реальности, частью

Пониманья реальности,

И стало быть, вознесеньем, ибо я жил

В том, что могу потрогать, ощупать до чёрточки.

И все ж, ничто не изменилось, кроме

Нереального, словно ничего вообще не изменилось.


Перевод Яна Пробштейна


РЕАЛЬНОСТЬ ЕСТЬ ТВОРЕНЬЕ АВГУСТЕЙШЕГО ВООБРАЖЕНЬЯ


В прошлую пятницу, при полном свете пятничной ночи,

Мы поздно ехали из Корнуэлла в Хартфорд домой.

Та ночь не была твореньем стеклодувов из Вены

Или Венеции, недвижно собиравшая время и пыль.

Был хруст силы мельничных жерновов

Под западной вечерней звездой.

То была сила славы, осенявшая вены,

Пока все рождалось, двигалось и исчезало,

Возможно, вдали — превращенье иль пустота,

Зримые превращения летней ночи,

Вытяжка серебра, обретавшая форму,

Но вдруг отринувшая себя самое.

Зыбко вздымалась массивная зыбь вещества.

Ночное лунное озеро не было ни из воздуха, ни из воды.


Перевод Яна Пробштейна


МИФОЛОГИЯ ЕСТЬ ОТРАЖЕНИЕ МЕСТНОСТИ


Мифология есть отражение местности. Здесь,

В Коннектикуте, мы никогда не жили во времена,

Когда мифы были возможны — Но если бы жили —

Возник бы вопрос об истинности образа.

Образ и создавший его должны быть одной природы,

Он есть продолженье природы создателя,

Над ним вознесён. Это он, обновлён, юностью освежён,

И это он растворён в существе местности сей,

Он есть древо его лесов и камень его полей

Или — из недр его гор извлечён.


Перевод Яна Пробштейна


РЕКА РЕК В КОННЕКТИКУТЕ


В краю стигийском есть одна река

Раздольная до чёрных водопадов,

Деревья ж без древесного ума.


На этом берегу реки стигийской

Играет солнце бликами на водах,

Ни тени, ни души на берегах.


Как ту последнюю, отметил рок

Её, но перевозчика здесь нет.

Он не согнётся, волны рассекая.


По виду невозможно распознать

Все это. Ослепляет колокольня

У Фармингтона и Хаддам сияет.


Второстепенность с воздухом и светом,

Абстракция, банальность здешних мест...

Зови рекой поток сей безымянный,


Пространством полный, временами года,

Фольклором чувств; зови его, зови,

Поток, текущий никуда, как море.


Перевод Яна Пробштейна


ПЛАНЕТА НА СТОЛЕ


Ариэль был рад, что сочинил свои стихи.

В них было запечатлено время

Или то, что ему полюбилось.

Другими твореньями солнца

Были пустыня и хаос,

И съёжился пышный куст.

Он и солнце были одно,

И его стихи, хотя и его творенья,

Были также твореньями солнца.

Не важно, выживут ли они.

Важней, чтобы в них была

Неповторимость, личность,

Некое родство, пусть наполовину

Уловленное бедными словами,

С планетой, от которой родились.


Перевод Яна Пробштейна


https://vk.com/literatureclub


Еще от автора Уоллес Стивенс
Не каждый день мир выстраивается в стихотворение

Говоря о Стивенсе, непременно вспоминают его многолетнюю службу в страховом бизнесе, притом на солидных должностях: начальника отдела рекламаций, а затем вице-президента Хартфордской страховой компании. Дескать, вот поэт, всю жизнь носивший маску добропорядочного служащего, скрывавший свой поэтический темперамент за обличьем заурядного буржуа. Вот привычка, ставшая второй натурой; недаром и в его поэзии мы находим целую колоду разнообразных масок, которые «остраняют» лирические признания, отчуждают их от автора.