Стихотворения - [7]

Шрифт
Интервал

С карниза пугать голубей!
Как быстро меняются местом —
Шажок, перебежка, прыжок —
Холодная гулкость подъезда
И неба внезапный ожог!
И пахнет котами и хмелем
От сохнущих каменных плит.
А я задыхаюсь апрелем
И брату кричу: «Ты убит!»
1979 Киев




«Мы ёлку с тобой принесём — дикарёнка смешного...»

Мы ёлку с тобой принесём — дикарёнка смешного,
И она от испуга замрёт у тебя на руках.
Как давно мне знаком
этот детский рождественский страх —
Застеклённый огонь, и с мороза не вымолвить слова!
Я на робкую лапку надену кольцо с янтарём,
Я витую цепочку повешу ей вместо игрушки,
А потом ты ладонь проведёшь по колючей макушке
И, учтиво склонившись, поздравишь её с январём.
— С январём, наш зелёный малыш.
Ничего, не гляди,
Что не постлана белая скатерть и стены чужие.
С январём, с январём! Это значит — декабрь позади,
Двадцать пятый мятеж позади, а мы всё-таки живы!
Не дрожи, дурачок, наш декабрь угоняет коней,
Не смотри — это просто от ветра колеблется штора...
Мы сейчас сочиним к нашей сказке
хороший конец —
И поверим в него на сегодня. А завтра не скоро.
1980 Киев




НЕВРАСТЕНИЧЕСКАЯ СЧИТАЛКА

Эх, раз, ещё раз —
Брось бумаги в унитаз!
Раз-два, раз-два —
Не качай свои права!
Раз-два-три —
Ни о чём не говори!
Раз-два-три-четыре —
Чтоб не взяли на квартире!
Раз-два-три-четыре-пять —
Дальше страшно продолжать...
1979 Ленинград




«Где вместо воздуха — автобусная брань...»

Где вместо воздуха — автобусная брань,
Где храп барака вместо новоселья...
Ах, родина, зачем в такую рань,
Как сонного ребёнка из постели,
Ты подняла меня?
Татары ли насели?
Да нет — молчок!
Лишь тьма да таракань,
Да русский дух.
А гуси улетели.
1980 Киев




«На Батыевой горе...»

На Батыевой горе —
Там стоял наш дом:
Как на чёрном серебре —
Белым серебром.
Три бетонные стены,
Полоса стекла...
Три недели тишины,
Света и тепла!
Было нечего терять,
Да ключи в горсти:
Наглотавшись января —
Дух перевести.
Наше доброе жильё,
Временный приют...
То вино, что не допьём —
Другие допьют!
Приручили все замки,
Хлеба принесли.
На столе черновики
Снегом наросли.
А прощаться подошло —
Горе не беда!
Нам уже не тяжело
Было — в никуда.
1980 Киев




«О, как мы умели любить: оживляли перстами!..»

О, как мы умели любить: оживляли перстами!
О, как отрешённо мы плакать под утро могли!
Теперь-то мы всё понимаем,
но как мы устали.
О, как мы устали к полудню,
и ноги в пыли.
И были развилки —
Но надписи маревом стёрло,
И были печали —
Но мы продолжаем идти.
Пульсирует солнце,
и кровью пропахшее горло
Не может ни звука,
И дрожь размывает пути.
Но мы уже знаем, когда исполненье гаданья,
И что там за птицы
чернеют на дальних полях.
В четвёртом часу —
и не раньше! —
Второе дыханье.
И тёплая пыль, что под сорок,
Осядет на шлях.
1980 Киев




«Не берись совладать...»

Не берись совладать,
Если мальчик посмотрит мужчиной —
Засчитай, как потерю, примерная родина-мать!
Как ты быстро отвыкла крестить уходящего сына,
Как жестоко взамен научилась его проклинать!
Чем ты солишь свой хлеб —
Чтоб вовек не тянуло к чужому,
Как пускаешь по следу своих деловитых собак,
Про суму, про тюрьму,
Про кошмар сумасшедшего дома —
Не трудись повторять.
Мы навек заучили и так.
Кто был слишком крылат,
Кто с рождения был неугоден —
Не берись совладать, покупая, казня и грозя!
Нас уже не достать.
Мы уходим, уходим, уходим...
Говорят, будто выстрела в спину услышать нельзя.
1980 Киев




«Сквозь последний трамвай протолкаюсь...»

Юрию Галицкому
Сквозь последний трамвай протолкаюсь —
Во славу ничью,
И последнего герба медяшка уже отдана,
И последнюю очередь номером отстою —
И не буду знать, что это она.
И забуду, а это значит — прощу,
А потом для мальчика о циклопьей стране
В старой книжке с кириллицей отыщу
Непутёвую сказку — и сын не поверит мне.
Онемел мой апрель под наркозом последних дел.
Тяжело вздохнуть — и выдохнуть тяжело.
Но с грифончиком, что невесть откуда
к нам залетел,
Я зайду попрощаться, поглажу ему крыло.
1980 Киев




«Что чернильницы доливают...»

Что чернильницы доливают —
Безнадёжный обряд почтамта!
Сургучами на наковальне
Косо смазывают штампы.
Воровское клеймо таможен —
На плече любви уходящей.
Слава Богу: выжил и дожил,
Остальное — в почтовый ящик!
Да и это сгребут оттуда
И без почестей захоронят.
Колокольчик болит по чуду...
Тише-тише, король на троне!
Королева в спальне не плачет:
Там закрыта дверь — и ни звука.
Оставляя кукол и мячик,
Уходя на взрослую муку —
Королева письма листает
С той же скоростью, что и пламя.
Видишь, дым стоит над мостами.
Со вчера стоит над мостами.
1980 Киев




«С польским грошиком на цепочке...»

С польским грошиком на цепочке,
С ветром шляхетским по карманам
По базару иду, базару
Против солнца сегодня в полдень.
Я молчу почти без акцента:
Не прицениваюсь, не торгуюсь,
Потому что солнце слезится —
То зелёным, а то лиловым,
Ударяет в голову звоном,
Как медведь учёный, по кругу
Ходит, грошики собирает.
Вот я кину свой грошик в шляпу,
Обезьянка мне вынет счастье —
И пущу я его по ветру,
Не читая.
А что с ним делать,
Раз кириллицей — моё счастье?
Разве только пустить на волю...
Ох, оно б меня отпустило!
1980 Киев




«Ах, какая была весна!..»

Ах, какая была весна!
Весь апрель — под знаком вокзала.
Как преступно она дрожала —
Вкось заброшенная блесна!
Деревянную крестовину
Вышибала настежь — луной,

Еще от автора Ирина Борисовна Ратушинская
Одесситы

Они - ОДЕССИТЫ. Дети "жемчужины у моря", дети своей "мамы". Они - разные. Такие разные! Они - рефлексирующие интеллигенты и бунтари- гимназисты. Они - аристократы-дворяне и разудалый, лихой народ с Молдаванки и Пересыпи. Они - наконец, люди, вобравшие в себя самую скорбную и долготерпеливую культуру нашего мира. Они - одесситы 1905 года. И страшно знающим, что ждет их впереди. Потому что каждый из них - лишь искорка в пожаре российской истории двадцатого века. Снова и снова звучат древние горькие слова: "Плачьте не о тех, кто уходит, но о тех, кто остается, ибо ушедшие вкушают покой...".


Наследники минного поля

Это — продолжение самого горького и отчаянного российского романа последних лет — "Одесситов" Ирины Ратушинской…Выросло первое поколение "Одесситов". Дочери уничтоженных дворян стали "светскими дамами" сталинской эпохи, а сыновья многострадальных обитателей еврейских кварталов — яростными "строителями нового мира". И — появилось еще одно поколение детей "Одессы-мамы". Поколение детей, что чудом прошли войну и оккупацию. Поколение отчаянно смелых мальчишек и девчонок, что в дни горя и беды знали — ДРУГ БЕЗ ДРУГА ИМ НЕ ВЫЖИТЬ.


Серый - цвет надежды

«Все описанные в книге эпизоды действительно имели место. Мне остается только принести извинения перед многотысячными жертвами женских лагерей за те эпизоды, которые я забыла или не успела упомянуть, ограниченная объемом книги. И принести благодарность тем не упомянутым в книге людям, что помогли мне выжить, выйти на свободу, и тем самым — написать мое свидетельство.»Опубликовано на английском, французском, немецком, шведском, финском, датском, норвежском, итальянском, голландском и японском языках.


Вне лимита. Избранное

Ирина Ратушинская, отбывающая ныне за свое творчество семилетний лагерный срок, — сильный и самобытный поэт, наследующий лучшим традициям российской поэзии. Однако большинство ее стихов до настоящего времени было рассеяно по страницам эмигрантской периодики и не собрано с должной полнотой под одной обложкой…Сборник «Вне лимита» — наиболее объемное на сей день собрание избранных произведений поэта, вобравшее и ее лирику, написанную до ареста и в заключении.Сборник снабжен подробным биографическим комментарием.Составитель и автор послесловия Ю. М. Кублановский.Посев1986.