Стихотворения - [9]

Шрифт
Интервал

1980 Киев




«Хорошая моя собака...»

Хорошая моя собака
(Ну так что же, что не моя?),
Ну его — этот смысл бытия,
Эту смесь правоты и ва-банка!
Мы с тобою залезем под плед
(Четверговые клетки на сером)
И прикинемся, будто нас нет.
Но не слишком — чтоб сверху не сели.
Нам напустят из форточки стужу,
Никотин выгоняя на двор.
А мы носа не сунем наружу
И ни ухом не ввяжемся в спор.
И пускай себе копья ломают
(Поломаются — не беда)...
Ты не думай, я всё понимаю.
Только жаль — говорю иногда.
1980 Киев




«Бестолковый приёмник...»

Бестолковый приёмник
короткими плещет волнами.
Ничего не слыхать.
Приговор. А на сколько? кому?
Лишь стеклянного столика
хрупкая твердь между нами —
Да растрёпанный ангел
грустит в сигаретном дыму.
И кого он сумеет сберечь,
Несмышлёная птаха —
Неумело пернат,
Темноглаз не по здешним краям,
Не по здешним порядкам
не знающий плача и страха —
Неуказанно чей беспризорник
И чей савояр!
И кому он слетит на плечо
Между дверью и цепью?
С кем поделит удушье
И в свой молчаливый черёд
Переменит на пайку паёк,
Да тряпьё на отрепье,
Да ажурную штопку оград
на простой переплёт?
И зачем он ввязался в кошмар,
Где снега без ответа,
Где с рожденья до казни
одно выбирают из двух?
Он не знает, он спит,
Заслоняясь ладошкой от света...
Он привык под помехи.
Не нужно прикручивать звук.
1980 Киев




«О, какое богатство разом...»

О, какое богатство разом:
В тесноте картонной коробки —
Разноцветный ряд круглобокий —
Ах, как катятся и смеются!
Непонятное слово «искусство»,
Где последнее «с» двойное —
Как на лодке странное имя:
Блещет золотом, пахнет лаком,
А наощупь — крепость печати!
Может, остров так называют?
Ну, пускай — красивое слово.
Самый добрый, конечно, синий:
Мягко-мягко идёт в бумагу,
Пахнет вечером и мышами.
Самый лютый, конечно, рыжий:
Твёрдой линией — только контур!
Не желает ложиться тенью,
И придётся раскрасить синим
Даже тень оранжевой кошки,
И усы этой тени — синим...
А зелёных в коробке двое:
Очень бледный — капустный дождик,
Очень яркий — самый прекрасный!
Он — деревья, лягушки, море,
Он — извилистые драконы,
Он светлей светящихся стрелок —
Не пускает глаза с бумаги,
А закроешь глаза — горячий...
И приходится даже солнце
Рисовать этим ясным цветом:
Ни соломенный, ни яичный
Не умеют гореть на небе.
Ими можно мостить дорогу,
Или бабочкам красить юбки,
Или с красным пускать побегать.
А не каждого пустишь с красным,
Потому что он сам — нахальный:
Всех теснит — петухов рисует.
А ещё там в коробке чёрный.
А зачем там чёрный — не знаю.
1980 Киев




СТИХИ ЕЛЕНЕ

А бесенята лижутся
Кошачьими язычками
И мокрой рожицей тычутся
В ладошку к бiсовой маме.
Кузнечики в шкурке чёртовой,
Что им до Божьего Сына!
Им ли читать над чётками?
Перекрести — сгинут.
Ну, не сердись, не к чему.
Я — на одно сегодня.
Засмейся — ну меня к лешему!
Сгину когда угодно.
Мне ли Невой маяться?
Мне ли зима скована?
Где мне такой каяться?
Коленки не в ту сторону.
1980 Ленинград




«Отчего снега голубые?..»

Отчего снега голубые?
Наша кровь на тебе, Россия!
Белой ризой — на сброд и сор,
Нашей честью — на твой позор
Опадаем — светлейший прах...
Что ж, тепло ль тебе в матерях?
1980 Киев




КОЛЫБЕЛЬНАЯ

По расхристанной рогоже
Что ты, псёнок, шелестишь?
Плакать маленьким негоже:
Не указан, не положен
Детский шорох. Цыц, глупыш!
Спи, как братик, пасть разиня,
Тёплой варежкой сопя.
Добрый дядя, над корзиной
Разгребая запах псиный,
Всех утопит — не тебя!
Баю-баю, засыпаешь.
Что-то снится — снег ли, волк?
Слюни сонные пускаешь —
Тише, тише... Ты хватаешь
Чьё-то горло!
Будет толк.
1980 Киев




«Всё мне чудится город, в котором никто не живёт...»

Всё мне чудится город, в котором никто не живёт,
Где мизинчики трав
растолкали порядок бетона,
И в обломках костёла ещё молодая Мадонна,
Как русалка над туфелькой,
всё Благовещенья ждёт.
Не сегодня так завтра: ведь лето уже навсегда,
И деревьям детей не терять,
и не стыть по одежде.
Торжествуют стрекозы,
заржавела в рельсах вода,
Проступают светила, которых не видели прежде.
И ни школьным звонком не урвать,
Ни смести декабрём:
Волчий вечер да полдень полыни —
Утешься, Мадонна!
От былья до зверья —
Мы никто никогда не умрём.
Мы пребудем с тобой.
Этот город — уже вне закона.
1981 Киев




«Русалки, и звёзды с лучами...»

Русалки, и звёзды с лучами,
И буквицы в рамках резных!
Какую печаль заключали
Виньетки потрёпанных книг!
В каком говорили смятеньи:
— О, мы понимаем... Расти!
Но помни: тончайших растений
Не видит, кто старше шести.
Не бойся, они не завянут,
И звери останутся тут.
Но буквы навеки затянут
И душу твою уведут.
Полюбишь другие игрушки,
А нас — за порог слепоты...
Смотри же: вот листья петрушки,
И ангелы вот, и цветы!
1981 Киев




«Самый лёгкий мне дан смех...»

Самый лёгкий мне дан смех,
Самый смертный мне дан век,
Самый вещий мне дан свет —
Накрахмаленный вхруст снег.
И ни папертью, ни конём,
Ни разбитой стекляшкой вен —
Не унять остыванья в нём
До четвёртого из колен.
И куражится хриплый смерд,
Ветхой сказочки не щадя,
Как до плахи простелен след
По заплаканным площадям:
«Выдыхай-выдыхай слова —
Не впервой городить кресты!
Ай, горячая голова —
Кабы горлышку не простыть!»
Вот и замкнут мой первый круг:
В опозореннейшей из стран
Самый честный поэт — друг,
Самый грубый солдат — страж.
Так и жить на едином «нет»,
Промерзать на любом углу,

Еще от автора Ирина Борисовна Ратушинская
Одесситы

Они - ОДЕССИТЫ. Дети "жемчужины у моря", дети своей "мамы". Они - разные. Такие разные! Они - рефлексирующие интеллигенты и бунтари- гимназисты. Они - аристократы-дворяне и разудалый, лихой народ с Молдаванки и Пересыпи. Они - наконец, люди, вобравшие в себя самую скорбную и долготерпеливую культуру нашего мира. Они - одесситы 1905 года. И страшно знающим, что ждет их впереди. Потому что каждый из них - лишь искорка в пожаре российской истории двадцатого века. Снова и снова звучат древние горькие слова: "Плачьте не о тех, кто уходит, но о тех, кто остается, ибо ушедшие вкушают покой...".


Наследники минного поля

Это — продолжение самого горького и отчаянного российского романа последних лет — "Одесситов" Ирины Ратушинской…Выросло первое поколение "Одесситов". Дочери уничтоженных дворян стали "светскими дамами" сталинской эпохи, а сыновья многострадальных обитателей еврейских кварталов — яростными "строителями нового мира". И — появилось еще одно поколение детей "Одессы-мамы". Поколение детей, что чудом прошли войну и оккупацию. Поколение отчаянно смелых мальчишек и девчонок, что в дни горя и беды знали — ДРУГ БЕЗ ДРУГА ИМ НЕ ВЫЖИТЬ.


Серый - цвет надежды

«Все описанные в книге эпизоды действительно имели место. Мне остается только принести извинения перед многотысячными жертвами женских лагерей за те эпизоды, которые я забыла или не успела упомянуть, ограниченная объемом книги. И принести благодарность тем не упомянутым в книге людям, что помогли мне выжить, выйти на свободу, и тем самым — написать мое свидетельство.»Опубликовано на английском, французском, немецком, шведском, финском, датском, норвежском, итальянском, голландском и японском языках.


Вне лимита. Избранное

Ирина Ратушинская, отбывающая ныне за свое творчество семилетний лагерный срок, — сильный и самобытный поэт, наследующий лучшим традициям российской поэзии. Однако большинство ее стихов до настоящего времени было рассеяно по страницам эмигрантской периодики и не собрано с должной полнотой под одной обложкой…Сборник «Вне лимита» — наиболее объемное на сей день собрание избранных произведений поэта, вобравшее и ее лирику, написанную до ареста и в заключении.Сборник снабжен подробным биографическим комментарием.Составитель и автор послесловия Ю. М. Кублановский.Посев1986.