Стихотворения. Поэмы - [25]

Но эта опушка борка

Особою памятью свята:

Мы здесь командира полка

В бою хоронили когда-то.

Мы здесь для героя отца,

Меняясь по двое, спешили

Готовый окопчик бойца

Устроить поглубже, пошире.

В бою — как в бою. Под огнем

Копали, лопатой саперной,

В песке рассекая с трудом

Сосновые желтые корни.

И в желтой могиле на дне

Мы хвои зеленой постлали,

Чтоб спал он, как спят на войне

В лесу на коротком привале.

Прости, оставайся, родной!..

И целых и долгих два года

Под этой смоленской сосной

Своих ожидал ты с восхода.

И ты не посетуй на нас,

Что мы твоей славной могиле

И в этот, и в радостный, час

Не много минут посвятили.

Торжествен, но краток и строг

Салют наш и воинский рапорт.

Тогда мы ушли на восток,

Теперь мы уходим на запад.

Над этой могилой скорбя,

Склоняем мы с гордостью знамя:

Тогда оставляли тебя,

А нынче родимый, ты с нами.

1943

В Смоленске

1

Два только года — или двести

Жестоких нищих лет прошло,

Но то, что есть на этом месте,—

Ни город это, ни село.

Пустырь угрюмый и безводный.

Где у развалин ветер злой

В глаза швыряется холодной

Кирпичной пылью и золой;

Где в бывшем центре иль в предместье

Одна в ночи немолчна песнь:

Гремит, бубнит, скребет по жести

Войной оборванная жесть.

И на проспекте иль проселке,

Что меж руин пролег, кривой,

Ручные беженцев двуколки

Гремят по древней мостовой.

Дымок из форточки подвала,

Тропа к колодцу в Чертов ров…

Два только года. Жизнь с начала —

С огня, с воды, с охапки дров.

2

Какой-то немец в этом доме

Сушил над печкою носки,

Трубу железную в проломе

Стены устроив мастерски.

Уютом дельным жизнь-времянку

Он оснастил, как только мог:

Где гвоздь, где ящик, где жестянку

Служить заставив некий срок.

И в разоренном доме этом

Определившись на постой,

Он жил в тепле, и спал раздетым,

И мылся летнею водой…

Пускай не он сгубил мой город,

Другой, что вместе убежал,—

Мне жалко воздуха, которым

Он год иль месяц здесь дышал.

Мне шаль тепла, угла и крова,

Дневного света жаль в дому,

Всего, что может быть здорово

Иль было радостно ему.

Мне каждой жаль тропы и стежки,

Где проходил он по земле,

Заката, что при нем в окошке

Играл вот так же на стекле.

Мне жалко запаха лесного,

Дровец, наколотых в снегу,

Всего, чего я вспомнить снова,

Не вспомнив немца, не могу.

Всего, что сердцу с детства свято,

Что сердцу грезилось светло

И что навеки, без возврата,

Тяжелой черною утратой

Отныне на сердце легло.

1943

«Зачем рассказывать о том…»

Зачем рассказывать о том

Солдату на войне,

Какой был сад, какой был дом

В родимой стороне?

Зачем? Иные говорят,

Что нынче, за войной,

Он позабыл давно, солдат,

Семью и дом родной;

Он ко всему давно привык,

Войною научен;

Он и тому, что он в живых,

Не верит нипочем.

Не знает, он, иной боец,

Второй и третий год,—

Женатый он или вдовец,

И писем зря не ждет…

Так о солдате говорят.

И сам порой он врет:

Мол, для чего смотреть назад,

Когда идешь вперед?

Зачем рассказывать о том,

Зачем бередить нас,

Какой был сад, какой был дом,

Зачем?

Затем как раз,

Что человеку на войне,

Как будто назло ей,

Тот дом и сад вдвойне, втройне

Дороже и милей.

И чем бездомней на земле

Солдата тяжкий быт,

Тем крепче память о семье

И доме он хранит.

Забудь отца, забудь он мать,

Жену свою, детей,

Ему тогда и воевать

И умирать трудней.

Живем, не по миру идем,

Есть что хранить, любить.

Есть где-то, есть иль был наш дом,

А нет — так должен быть!

1943

У Днепра

Я свежо доныне помню

Встречу первую с Днепром,

Детской жизни день огромный

Переправу и паром.

За неведомой, студеной

Полосой днепровских вод

Стороною отдаленной

Нам казался берег тот…

И не чудо ль был тот случай:

Старый Днепр средь бела дня

Оказался вдруг под кручей

Впереди на полконя.

И, блеснув на солнце боком.

Развернулся он внизу.

Страсть, как жутко и высоко

Стало хлопцу на возу.

Вот отец неторопливо

Заложил в колеса кол

И, обняв коня, с обрыва

Вниз, к воде тихонько свел.

Вот песок с водою вровень

Зашумел под колесом,

И под говор мокрых бревен

Воз взобрался на паром.

И паром, подавшись косо,

Отпихнулся от земли,

И недвижные колеса,

Воз и я — пошли, пошли…

И едва ли сердце знало,

Что оно уже тогда

Лучший срок из жизни малой

Оставляло навсегда.

1944

Ночлег

Разулся, ноги просушил,

Согрелся на ночлеге,—

И человеку дом тот мил,

Неведомый вовеки.

Уже не первый, не второй.

Ни мой, ни твой, ничейный,

Пропахший обувью сырой,

Солдатским потом, да махрой,

Да смазкою ружейной.

И, покидая угол тот,

Солдат, жилец бездомный,

О нем, бывает, и вздохнет,

И жизнь пройдет, а вспомнит!

1944

На походе

Хорошо иметь в догадке

Ту примету на Руси,

Что в дому, где бабы гладки,

Там напиться не проси.

Там воды не будет свежей.

— Почему?

— А потому:

Норовят ходить пореже,

Держат теплую в дому.

— Что же, пейте на здоровье,

Если нравится вода.

Жаль, по вашему присловью,

Я, должно быть, так худа.

— Нет, не так, еще в порядке,

И сказать со стороны:

Ни к чему добреть солдатке,

Если мужа ждет с войны.

1944

«Война — жесточе нету слова…»

Война — жесточе нету слова.

Война — печальней нету слова.

Война — святее нету слова

В тоске и славе этих лет.

И на устах у нас иного

Еще не может быть и нет.

1944

Минское шоссе

Все, как тогда, в то лето злое:

И жесткий шорох пыльных трав,

И ветер, дышащий золою,

И грохот бомб у переправ,

И блеклый хворост маскировки,

И жаркий, жадный ход машин,

И пеший раненый на бровке,—