Стихотворения. Поэмы - [97]

Где могил полно и радость

В первую легла могилу.

Резвости цветной платочек

Живо Ишток с шеи снял

И почтительно

Сказал:

«Сударь! Я — усталый путник

И ночую где придется…

Хоть еще я не замерз,

Но и пот с меня не льется!

Ливень гнался вслед за мною,

Промочил меня слегка.

Разрешите посушиться,

Посидеть у камелька!

Если б и еще кусочек

Доброты могли вы дать,

Я б воспользовался ею,

Чтоб остаться ночевать!»

«Разрешаю», — молвил старец

И ушел, невозмутим.

И хотя ответ был краток,

Был юнец доволен им.

И на корточках у печки

Тотчас примостился он,

Гордый и такой веселый,

Как король, воссев на трон.

«Вся вселенная моя! —

Он подумал. — Чуял я —

Выйдет дело! И предвижу:

Будет ужин у меня!»

Думал он о том, о сем,

Кой о чем еще другом.

Что ж! Не зря ведь этот Ишток

Был и прозван дурачком.

Все, что было, что придет

И чему и не бывать, —

Все умел он в голове

Умещать.

И любил свои познанья

Выражать посредством речи…

Много новостей старуха

Услыхала в этот вечер.

Не могли бы три телеги

Вздора этого свезти,

И старуха ухмылялась:

«Врет как, бог ему прости!»

Появился на устах

Редкий гость у ней — смешок,

Заскрипел старушкин рот,

Как заржавленный замок.

Время шло… Я из рассказа

Устраняю ряд длиннот…

Вышло, как и думал Ишток:

Ко столу старик зовет.

«Ну, — подумал Ишток, миску

Наполняя в третий раз, —

Старая Мафусаилына

Постаралась ради нас!

Только жаль: вкушаем пищу

Молчаливо, без бесед.

Дай-ка старца я окликну!

Он ответит или нет?»

«Сударь мой, ваш ужин чуден! —

Молвил Ишток. — Но одна

Замечается оплошность:

Пища мало солона!

И приятна будет соль нам

Не в солонке, не в желудке,

А в застольном

Споре, в шутке!

Мы угрюмы так, что даже

Рыбам сделалось смешно б!

Умерли мы с вами, что ли,

И для нас готовят гроб?

Ведь молчанье — половина

Смерти! Я ее боюсь!

Если вы молчите, сударь,

Дайте — я разговорюсь!

Я художник и поэт,

Знахарь я и агроном,

Звездочет я и юрист

И с историей знаком!

Север, юг, восток и запад

Мне известны! Я бывал

И под кровом жалких хижин,

И среди дворцовых зал!

Так о чем начать беседу?»

Но старик ему ответил

(Больше взглядом, чем устами):

«Мне постыло все на свете!»

«Что вы, сударь? — крикнул Ишток. —

Вы грешите против бога,

Отрицая мир вот этот,

Где прекрасного столь много!»

«Здесь прекрасного столь много? —

Отозвался старец строго. —

Да! Но очень для немногих

Здесь прекрасного столь много!

Вот когда на сердце ляжет

Груз восьми десятилетии,

И воспоминаний сладость

Не украсит годы эти,

И без цвета древо жизни

Высохнет и покосится,

И поймешь ты, что на ветках

Не певала счастья птица,

А, как висельники, висли

На сучках одни страданья, —

Вот тогда, ребенок малый,

Ты оценишь мирозданье!

Молодость была, как старость,

Ну, а старости моей —

Уж не знаю даже, право, —

Как именоваться ей!

Я любил. Но ангел неба —

Та, которую любил, —

На земле в грязи погибла;

Здесь позор ее убил.

Да! Весна была бесцветной…

Я решил: не унывай,

Будет лето колосисто,

Будет осень, урожай!

Но пришла за летом осень…

Что мне толку от нее?

Ах, послушай, если сердце

Может выдержать твое,

Вот моих мучений долгих

Краткий перечень! Внимай:

Двух детей похоронил я,

Третий сын мой — негодяй!

Мы расстались с ним. И света

Я не вижу десять лет.

Ожидаю только смерти,

А других желаний нет!

Ведь уж я давно покончил

С жизнью счет!

Что ж она в меня вцепилась,

Что ей надобно? Что ждет?

Я давно уж выпит жизнью,

Остается лишь отстой.

Почему ж она не хочет

Бросить прочь стакан пустой?

Проклинаю эту жизнь,

Говорю ей: «Отвяжись,

И не мучь своих рабов,

И над ними не глумись!»

Проклинаю все на свете

И мечтаю лишь о яме,

В глубь которой не посмеет

Жизнь последовать за нами!

Хорошо лежать, и тлеть,

И блаженно забывать

Плаху, что зовется миром!

О, какая благодать!»

И, прослушав эту повесть

Долгих лет и долгих бед,

После долгого молчанья

Юноша сказал в ответ:

«Свято чту я все страданья,

Горе старца вдвое чту,

Так прости меня за резкость

И прости за прямоту:

Грешен ты. За это кару

И несешь. А грех не мал:

В том ты, сударь мой, виновен,

Что в отчаянье ты впал.

Это — всех грехов венец!

Выше нет греха того!

Как ты смеешь отвергать

Волю бога твоего?

Отрицанье — голос ада,

Вопиющий к небесам.

Бога нет в тебе, который

Путь указывает нам!

Кто такую речь,

Вот как ты, ведет, —

Недостоин тот

Божеских забот!

Ибо есть отец у мира,

Он заботится о нас.

Могут все его увидеть,

Кто не отвращает глаз.

Так умерим нетерпенье!

Ведь у бога тьма забот,

И детей у бога много…

Стыдно забегать вперед!

Ведь закон таков: дождется

Каждый часа своего!

Бог — как солнце! Над землею

Доброта плывет его.

Коли счастья нету нынче,

Жди до завтра! И заметь:

Лишь дождавшись часа счастья,

Смертный волей умереть!

Не опаздывает счастье!

Сей нектар целебен столь,

Что преображает в сладость

Вод морских сплошную соль!»

Упивался, как младенец

Материнским молоком,

Старец юношеской речью —

Поглощен был целиком.

И когда закончил Ишток,

Старец тихо произнес:

«Где ты этому учился?

Кто ты, мальчик? Где ты рос?»

Ну, а юношу серьезность

Вогнала уже в тоску,

И поэтому шутливо

Он ответил старику:

«Где я этому учился?

Все мне это рассказал

Некий филин, в чьей пещере

Я грозу пережидал!

Где я рос? Я не имею

Ни отчизны, ни жилья.

Вольной птичкой перелетной

Бабушка была моя!

Я хожу-брожу по свету,

Нынче здесь, а завтра там,

А дружу я только с тем,

Кто со мною дружит сам.