Стихотворения - [142]
I. В дороге>*
Юркун Юрий (Иосиф) Иванович (1895–1938) — прозаик и художник, ближайший спутник Кузмина на протяжении долгих лет, с конца 1912 г. и до самых последних лет жизни. См.: «Никак не налажусь с писаньем; самая тесная дружба с Нагродскими, любовь к Юркуну, отъезд от Судейкиных, — вот все, что произошло» (Дневник, 3 марта 1913). Подробнее о Юркуне см.: Письмо Б. Пастернака Ю. Юркуну / Публ. Н. А. Богомолова // Вопросы литературы. 1981. № 7; Художники группы «Тринадцать»: Из истории художественной жизни 1920-1930-х годов. М., 1986. С. 201–202; Никольская Т. Л. Творческий путь Ю. Юркуна // Кузмин и русская культура. Л… 1990. С. 101–102; О. Н. Гильдебрандт-Арбенина. Письмо Ю. И. Юркуну. 13.02.1946 / Публ. Г. А. Морева // Там же. С. 244–256.
«Нет, жизни мельница не стерла…»>*
Беловой автограф — РГАЛИ. Bel-ami — видимо, отсылка к известному роману Г. де Мопассана «Милый друг».
«Вы — молчаливо-нежное дитя…»>*
Беловой автограф — Стихи-19. Дориан — Дориан Грей, герой романа О. Уальда «Портрет Дориана Грея». Дорианом часто называли Юркуна за долго сохранявшийся молодой вид. Саше — сухие духи, ароматические подушечки.
«Вы — белое бургундское вино…»>*
Беловой автограф — Стихи-19. Тот стройный пастушок — герой поэмы Д. Бокаччо «Фьезоланские нимфы» Африка. Царица Арно — Флоренция, расположенная на берегу реки Арно.
«Зачем мне россказни гадалки…»>*
«Новая жизнь». 1914. № 1. Беловой автограф — Изборник.
«Разве можно дышать, не дыша…»>*
«Веснам». 1914. № 2, под загл. «Разве можно?» (вероятнее всего, не авторским). Беловой автограф — Изборник.
«Еще не скоро разбухнут почки…»>*
Беловой автограф — Изборник. Благая весть — точный перевод греческого слова «Евангелие».
«Склоненный ангел на соборе…»>*
Беловой автограф — Изборник. Склоненный ангел на соборе. Имеются в виду фигуры ангелов с факелами на Исаакиевском соборе в Петербурге. Растоптанная смертью смерть. Отсылка к началу пасхального тропаря: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ». Ловец людей. См. в рассказе о призвании первых апостолов: «И говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф., 4, 19). Вдали пальба. В Петербурге во время пасхальной заутрени одновременно с началом колокольного звона начиналась стрельба из пушек Петропавловской крепости. Купина- см. примеч. 61–67 (6).
«Мы думали, кончилось все…»>*
Очевидно, в ст-нии имеется в виду ситуация, обозначенная в Дневнике 20 июня 1913 г.: «Сегодня случилось нечто совершенно неожиданное. Я расстался с Юркуном». Впрочем, расхождение оказалось недолгим.
II. Холм вдали>*
Цикл обращен к В. Г. Князеву (см. о нем примеч. 109).
«Счастливый сон ли сладко снится…»>*
В ст-нии описана Рига, где Кузмин был у Князева в первой половине сентября 1912 г. Сходным образом город описан и в романе Кузмина «Плавающие путешествующие». Страницы из Гонкура. Имеется в виду начало романа Э. де Гонкура «Актриса» («Актриса Фостэн»). В Дневнике зафиксировано, что Кузмин с Князевым в Риге читали французские романы.
«Целованные мною руки…»>*
Беловой автограф — Пример (цикл «Сердце зеркальное». № 13). Эпиграф — из ст-ния Князева «Плененный прелестью певучей…» (первая строка которого стала последней строкой стихотворения Кузмина). См.: Князев В. Стихи. СПб., 1914. С. 79.
«Ряд кругов на буром поле…»>*
Беловой автограф — Пример (цикл «Зеленый доломан». № 11). «Зеленый доломан» (т. е. гусарский мундир) — форма 16-го гусарского Иркутского полка, где служил Князев. Слова заключены в кавычки, т. к. нередко повторяются в стихах как Князева, так и самого Кузмина.
«Влюблен ли я — судите сами…»>*
Беловой автограф — Пример (цикл «Зеленый доломан». № 12); РНБ, арх. В. С. Спиридонова, с датой: 9 июля 1912 и посвящ. Вс. Князеву. Ср.: «Вечером был у Князева. Он меня провожал и мечтал, что завтра долго будет со мною. Ходили мирно и тихо по пустынным, милым улицам. Написал 4 стихотворения» (Дневник, 10 июля 1912).
«Дороже сына, роднее брата…»>*
Беловые автографы — Стихи-19; РНБ, арх. В. С. Спиридонова, с датой: 23 июля <1912> и посвящ.: «Милому Всеволоду».
«Я тихо от тебя иду…»>*
«Гиперборей». 1912. № 2. Беловые автографы — Пример (цикл «Зеленый доломан», № 10); Изборник. «Коль славен наш господь в Сионе» — старинный гимн (ел. М. М. Хераскова, муз. Д. С. Бортнянского).
«Покойся, мирная Митава…»>*
Беловой автограф — РНБ, арх. В. С. Спиридонова. Митава (ныне Елгава, Латвия) — город, где Кузмин и Князев были в гостях у И. фон Гюнтера (см. примеч. 230) в сентябре 1912 г. См.: «Были в Митаве, в гостинице, где останавливались Карамзин, Казанова и Калиостро, с чудной мебелью, старый дом» (Дневник, 16–18 сентября 1912). Саше — см. примеч. 245–257 (2).
«Что за Пасха! снег, туман…»>*
Беловой автограф — Пример (цикл «Зеленый доломан». № 2). Был и я в чужих краях. Имеется в виду итальянское путешествие Кузмина весной-летом 1897 г. (подробнее см.: Тимофеев А. Г. «Итальянское путешествие» Михаила Кузмина // Памятники культуры: Новые открытия. Ежегодник 1992. М., 1993. С. 40–55). Чикчиры — гусарские штаны.
«Ты приедешь сюда загорелым…»>*
Беловые автографы — Пример (цикл «Зеленый доломан». № 4); Стихи-19.
Повесть "Крылья" стала для поэта, прозаика и переводчика Михаила Кузмина дебютом, сразу же обрела скандальную известность и до сих пор является едва ли не единственным классическим текстом русской литературы на тему гомосексуальной любви."Крылья" — "чудесные", по мнению поэта Александра Блока, некоторые сочли "отвратительной", "тошнотворной" и "патологической порнографией". За последнее десятилетие "Крылья" издаются всего лишь в третий раз. Первые издания разошлись мгновенно.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневник Михаила Алексеевича Кузмина принадлежит к числу тех явлений в истории русской культуры, о которых долгое время складывались легенды и о которых даже сейчас мы знаем далеко не всё. Многие современники автора слышали чтение разных фрагментов и восхищались услышанным (но бывало, что и негодовали). После того как дневник был куплен Гослитмузеем, на долгие годы он оказался практически выведен из обращения, хотя формально никогда не находился в архивном «спецхране», и немногие допущенные к чтению исследователи почти никогда не могли представить себе текст во всей его целостности.Первая полная публикация сохранившегося в РГАЛИ текста позволяет не только проникнуть в смысловую структуру произведений писателя, выявить круг его художественных и частных интересов, но и в известной степени дополняет наши представления об облике эпохи.
Жизнь и судьба одного из замечательнейших полководцев и государственных деятелей древности служила сюжетом многих повествований. На славянской почве существовала «Александрия» – переведенный в XIII в. с греческого роман о жизни и подвигах Александра. Биографическая канва дополняется многочисленными легендарными и фантастическими деталями, начиная от самого рождения Александра. Большое место, например, занимает описание неведомых земель, открываемых Александром, с их фантастическими обитателями. Отзвуки этих легенд находим и в повествовании Кузмина.
Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872-1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая». Вместе с тем само по себе яркое, солнечное, жизнеутверждающее творчество М. Кузмина, как и вся литература начала века, не свободно от болезненных черт времени: эстетизма, маньеризма, стилизаторства.«Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» – первая книга из замышляемой Кузминым (но не осуществленной) серии занимательных жизнеописаний «Новый Плутарх».
Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».«Путешествия сэра Джона Фирфакса» – как и более раннее произведение «Приключения Эме Лебефа» – написаны в традициях европейского «плутовского романа». Критика всегда отмечала фабульность, антипсихологизм и «двумерность» персонажей его прозаических произведений, и к названным романам это относится более всего.
Творчество В.Г. Шершеневича (1893–1942) представляет собой одну из вершин русской лирики XX века. Он писал стихи, следуя эстетическим принципам самых различных литературных направлений: символизма, эгофутуризма, кубофутуризма, имажинизма. В настоящем издании представлены избранные стихотворения и поэмы Вадима Шершеневича — как вошедшие в его основные книги, так и не напечатанные при жизни поэта. Публикуются фрагментарно ранние книги, а также поэмы. В полном составе печатаются книги, представляющие наиболее зрелый период творчества Шершеневича — «Лошадь как лошадь», «Итак итог», отдельные издания драматических произведений «Быстрь» и «Вечный жид».
«… Мережковский-поэт неотделим от Мережковского-критика и мыслителя. Его романы, драмы, стихи говорят о том же, о чем его исследования, статьи и фельетоны. „Символы“ развивают мысли „Вечных Спутников“, „Юлиан“ и „Леонардо“ воплощают в образах идеи книги о „Толстом и Достоевском“, „Павел“ и „Александр I и декабристы“ дают предпосылки к тем выводам, которые изложены Мережковским на столбцах „Речи“ и „Русского Слова“. Поэзия Мережковского – не ряд разрозненных стихотворений, подсказанных случайностями жизни, каковы, напр., стихи его сверстника, настоящего, прирожденного поэта, К.
Книга представляет собой самое полное из изданных до сих пор собрание стихотворений поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Она содержит произведения более шестидесяти авторов, при этом многие из них прежде никогда не включались в подобные антологии. Антология объединяет поэтов, погибших в первые дни войны и накануне победы, в ленинградской блокаде и во вражеском застенке. Многие из них не были и не собирались становиться профессиональными поэтами, но и их порой неумелые голоса становятся неотъемлемой частью трагического и яркого хора поколения, почти поголовно уничтоженного войной.
Александр Галич — это целая эпоха, короткая и трагическая эпоха прозрения и сопротивления советской интеллигенции 1960—1970-х гг. Разошедшиеся в сотнях тысяч копий магнитофонные записи песен Галича по силе своего воздействия, по своему значению для культурного сознания этих лет, для мучительного «взросления» нескольких поколений и осознания ими современности и истории могут быть сопоставлены с произведениями А. Солженицына, Ю. Трифонова, Н. Мандельштам. Подготовленное другом и соратником поэта практически полное собрание стихотворений Галича позволяет лучше понять то место в истории русской литературы XX века, которое занимает этот необычный поэт, вместе с В.