Стихотворения - [4]

Шрифт
Интервал

За то, что забывала вас, — вы меня простите!
Я нимбы нарисую вам яичным желтком.
Я ночью прокрадусь сюда. Вот киноварь в банке.
Вот бронза сусальная — для ангелов она.
Допрежь маханья кисти я повторю заклятье:
Все ваши золотые, дорогие имена.
Кого я позабыла? — что ж, не обессудьте:
Какое Время длинное — такая и родня!..
Вы глянете в меня со стен, любимые?.. — нет, судьи!
Хоть не судимы будете — вы судите меня.
Святой мой Николай — родитель мой бесценный…
На кухне спишь,
уткнувши лоб
в сгиб сухой руки.
В моей крови идут твои отчаянные гены:
Гольфстримом — сурик! Тихий свет индиговой реки…
Тебя пишу одним мазком. Темно и сыро в храме.
Опасно свечи зажигать — увидят меня.
Но первую свою любовь пишу в алтарной раме
Наощупь, бешено, светло, во мраке, без огня.
Святой Григорий Богослов, ты говорил прекрасно!..
В гобой консерваторский дул. Мне воблу приносил.
Я киноварью плащ тебе малюю — ярко-красный.
И улыбаюсь над собой — ведь плакать нету сил.
Была я дерзкой девушкой. Не верила в Бога.
Святой мой Игорь покупал перцовку и табак.
От наших тел-поленьев свет стоял в жилье убогом!..
А в белой полынье окна — аптека и кабак…
Святой архангел Михаил! Прости мне, если можешь.
Мой грех был. И на свете нет ребенка от тебя.
Но ребра, твой худой живот я помню всею кожей.
Сошел с ума ты.
Души врут.
Правдивы лишь тела.
Святой целитель Валентин — блатняга в куртке голубой!..
Познавший суд
и решетки ржавой вкус!..
В тюрьме немых морщин твои рисую губы.
Но не боюсь. И не люблю. И даже не стыжусь.
А там, в квадрате золотом, кто затаился в синем?..
Иркутский рынок, синий снег — за грозными плечьми…
А улыбка — детская. Святой ты мой Василий,
Благодарю, что в мире мы встретились — людьми.
Но снова в горы ты ушел. Байкал огромный вымер.
Я вздрагиваю, слыша в толпе — прощальный крик!
Псалом утешения мне спел святой Владимир,
Серебряный Владимир, певец, седой старик!
О, как же плакала тогда, к нему я припадала!
О, как молилась, чтоб ему я стала вдруг — жена!..
Но складки жесткие плащей я жестко рисовала,
Швыряла грубо краску там, где злость была нужна.
И на доске во тьме златой толклись мои фигуры
Неужто всех их написать мне было по плечу?..
Бродяги, пьяницы, певцы, архангелы, авгуры,
И каждый у груди держал горящую свечу.
Да что же у меня, однако, получилось?
Гляди — Икона Всех Святых
на высохшей доске…
Гляди — любови все мои,
как Солнце, залучились!
Я с ними — разлучилась.
Лишь кисть — в кулаке.
Лишь эта щетка жесткая, коей храм целую,
Закрашивая камень
у жизни на краю!
Икону Всех Святых
повешу одесную.
Ошую — близко сердца
только мать мою.

Праздник покрова

Это бедное тело должны схоронить.
Комья мерзлые — кинуть со стуком…
Это знанье я знала. Про то, что я жить
Не престану. Про новую муку…
Странно сверху глядеть на рыдающих вас.
Слезы ветер со щек вам сдувает!
…Сколько раз погребали меня… Сколько раз…
А я — вот она. Вот я — живая.
На толпу неутешную сверху смотрю.
Вижу — курит могильщик увечный.
Слышу — колокол бьет поперек декабрю
О любви вознесенной и вечной.
И живая, смеясь, из высот я кричу:
— О родные! Не плачьте по телу!
Закопают!.. А душу зажгут, как свечу,
Потому что я так захотела!
И хотя онемела навеки, хотя
Бессловесна, приравнена зверю,
Хриплым пламенем в маковках сосен свистя,
Вот теперь-то я в Бога поверю!
Потому что Он дунет с небес на меня,
Оживляя для воли и силы,
И промолвит:
— Живи воплощеньем огня
Ибо в сердце его ты носила!
И народ, что близ ямы столпится, скуля,
Вдруг увидит летящий отвесно
Яркий огненный шар! И зажжется земля
От моей колесницы небесной!
Милый Боже, спасибо!
Да только за что?!
Я же грешница, грешница, грешни…
…Только мама рыдает в осеннем пальто,
Ибо холоден ветер нездешний.

Сверхновая

I. Китай. XII век
Ветры пустынные, серые дули.
Мучил мороз обнаженную Гоби.
Звезды летели из черного улья
И погибали в бездонной утробе.
Два астронома у стен монастырских
Жадно глядели в полночные сферы.
Мехом лисицы, пылающим, стылым,
Не согревались ни тело, ни вера.
— Милый Сю Шу, заприметь это поле
Между Драконом и Злыми Огнями…
— С Новой звездой — снова беды и боли!
Снова — пожар в императорском храме…
— Снова — великие войны с Востока…
— Снова — рожденье детей чернокожих!..
…Что же ты, что же, горящее око,
До слепоты, до отчаянной дрожи?..
Что двум закутанным людям пророчишь
На холоду, в суховейной пустыне?..
Смерть?
Не избегнет никто этой ночи.
Счастье?
Но Солнце нас тоже покинет!
Мрак и поземка! И лица задрали
К небу — раскосые два человека!
Воины, дети, цари — умирали…
Эта Звезда — до скончания века!
Только вдруг скорчился юноша в плаче:
— О, я расстался с любимой!.. Расстался…
Будь же я проклят! Звездою горячей
Лучше бы в черных прогалах остался!..
Ветер свистел.
Проносились столетья.
Брат, успокойся. Земля еще дышит.
Ты еще любишь. И в мертвенном свете
Плач твой пустыня великая слышит.
II. Москва. XX век
Мой Бог железный! Век мой слабый!
Старик — пророк — сосед слепой!
…В огромной шубе
Скифской бабой
Стою над гулкою толпой.
В фонарном свете люди — братья.
Тугая, кровная родня!
Но обернутся дикой ратью,
Чтоб завтра затравить меня.
И на автобусной стоянке,
Где вой спиральной толкотни,
Кругла, румяна, как с гулянки,
В ушах — сапфирные огни,
Бензин вдыхая,
Проклиная,

Еще от автора Елена Николаевна Крюкова
Коммуналка

Книга стихотворений.


Врата смерти

Название романа Елены Крюковой совпадает с названием признанного шедевра знаменитого итальянского скульптора ХХ века Джакомо Манцу (1908–1991), которому и посвящен роман, — «Вратами смерти» для собора Св. Петра в Риме (10 сцен-рельефов для одной из дверей храма, через которые обычно выходили похоронные процессии). Роман «Врата смерти» также состоит из рассказов-рельефов, объединенных одной темой — темой ухода, смерти.


Безумие

Где проходит грань между сумасшествием и гениальностью? Пациенты психиатрической больницы в одном из городов Советского Союза. Они имеют право на жизнь, любовь, свободу – или навек лишены его, потому, что они не такие, как все? А на дворе 1960-е годы. Еще у власти Никита Хрущев. И советская психиатрия каждый день встает перед сложностями, которым не может дать объяснения, лечения и оправдания.Роман Елены Крюковой о советской психбольнице – это крик души и тишина сердца, невыносимая боль и неубитая вера.


Аргентинское танго

В танце можно станцевать жизнь.Особенно если танцовщица — пламенная испанка.У ног Марии Виторес весь мир. Иван Метелица, ее партнер, без ума от нее.Но у жизни, как и у славы, есть темная сторона.В блистательный танец Двоих, как вихрь, врывается Третий — наемный убийца, который покорил сердце современной Кармен.А за ними, ослепленными друг другом, стоит Тот, кто считает себя хозяином их судеб.Загадочная смерть Марии в последней в ее жизни сарабанде ярка, как брошенная на сцену ослепительно-красная роза.Кто узнает тайну красавицы испанки? О чем ее последний трагический танец сказал публике, людям — без слов? Язык танца непереводим, его магия непобедима…Слепяще-яркий, вызывающе-дерзкий текст, в котором сочетается несочетаемое — жесткий экшн и пронзительная лирика, народный испанский колорит и кадры современной, опасно-непредсказуемой Москвы, стремительная смена городов, столиц, аэропортов — и почти священный, на грани жизни и смерти, Эрос; но главное здесь — стихия народного испанского стиля фламенко, стихия страстного, как безоглядная любовь, ТАНЦА, основного символа знака книги — римейка бессмертного сюжета «Кармен».


Юродивая

В русской литературе давно не было такой героини: воплощенной любви, ее великого, высокого священнобезумия.Главная героиня романа, юродивая Ксения, носит черты Ксении Петербургской, Евфросиньи Полоцкой и русских женщин-святых — юродивых Христа ради.Время действия — современность, которая написана автором по-библейски мощно, фантастично, вневременно. Сумасшедшая Ксения связывает собою, как живым мостом, Восток и Запад, исцеляет больных, проповедует на площадях, попадает в больницы и тюрьмы, нигде не теряя счастливого дара любви.Эта женщина, исполняющая на земле свое единственное предназначение — горящий факел в руке Бога.


Красная луна

Ультраправое движение на планете — не только русский экстрим. Но в России оно может принять непредсказуемые формы.Перед нами жесткая и ярко-жестокая фантасмагория, где бритые парни-скинхеды и богатые олигархи, новые мафиози и попы-расстриги, политические вожди и светские кокотки — персонажи огромной фрески, имя которой — ВРЕМЯ.Три брата, рожденные когда-то в советском концлагере, вырастают порознь: магнат Ефим, ультраправый Игорь (Ингвар Хайдер) и урод, «Гуинплен нашего времени» Чек.Суждена ли братьям встреча? Узнают ли они друг друга когда-нибудь?Суровый быт скинхедов в Подвале контрастирует с изысканным миром богачей, занимающихся сумасшедшим криминалом.