Стихотворения - [36]

Расстилались шёлковою пряжею.

Берега — все ониксы с лалами,

Кутались бухарскими шалями,

Еще пухом чаиц с гагарятами,

Тафтяными легкими закатами.

Кедры-ливаны семерым в-обойм,

Мудро вышиты паруса у сойм.

Гнали паруса гуси махами,

Селезни с чирятами — кряками,

Солнышко в снастях бородой трясло,

Месяц кормовое прямил весло,

Серебряным салом смазывал,

Поморянам пути указывал.

Срубил князь Онорий Лидду-град

На синих лугах меж белых стад.

Стена у города кипарисова,

Врата же из скатного бисера,

Избы во Лидде — яхонты,

Не знают мужики туги-пахоты.

Любовал Онорий высь нагорную —

Повыстроить церковь соборную. —

Тесали каменья брусьями,

Узорили налепами да бусами,

Лемехом свинчатым крыли кровлища,

Закомары, лазы, переходища.

Маковки, кресты басменили,

Арабской синелью синелили,

На вратах чеканили Митрия,

На столпе писали Одигитрию.

Чаицы, гагары встрепыхалися,

На морское дно опускалися,

Доставали жемчугу с искрицей

На высокий кокошник Владычице.

А и всем пригоже у Онория

На славном индийском помории,

Только нету в лугах мала цветика,

Колокольчика, курослепика,

По лядинам ушка медвежьего,

Кашки, ландыша белоснежного.

Во садах не алело розана,

«Цветником» только книга прозвана.

Закручинилась Лидда стольная:

«Сиротинка я подневольная!

Не гулять сироте по цветикам,

По лазоревым курослепикам.

На Купалу мне не завить венка,

Средь пустых лугов протекут века.

Ой, верба, верба, где ты сросла? —

Твои листыньки вода снесла!..»

Откуль взялась орда на выгоне, —

Обложили град сарациняне.

Приужахнулся Онорий с горожанами,

С тихими стадами да полянами:

«Ты, Владычица Одигитрия,

На помогу нам вышли Митрия,

На нём ратная сбруна чеканена, —

Одолеет он половчанина!»

Прослезилася Богородица:

«К моему столпу мчится конница!..

Заградили меня целой сотнею,

Раздирают хламиду золотную

И высокий кокошник со искрицей, —

Рубят саблями лик Владычице!..»

Сорок дней и ночей сарациняне

Столп рубили, пылили на выгоне,

Краски, киноварь с Богородицы

Прахом веяли у околицы.

Только лик пригож и под саблями

Горемычными слёзками бабьими,

Бровью волжскою синеватою

Да улыбкою скорбно сжатою.

А где сеяли сита разбойные

Живописные вапы иконные,

До колен и по оси тележные

Вырастали цветы белоснежные.

Стала Лидда, как чайка, белёшенька,

Сарацинами мглится дороженька,

Их могилы цветы приукрасили

На Онорья святых да Протасия!

Лидда с храмом Белым,

Страстотерпным телом

Не войти в тебя!

С кровью на ланитах,

Сгибнувших, убитых

Не исчесть, любя.

Только нежный розан,

Из слезинок создан,

На твоей груди.

Бровью синеватой

Да улыбкой сжатой

Гибель упреди!

Радонеж, Самара,

Пьяная гитара

Свилися в одно…

Мы на четвереньках,

Нам мычать да тренькать

В мутное окно!

За окном рябина,

Словно мать без сына,

Тянет рук сучьё.

И скулит трезором

Мглица под забором —

Темное зверьё.

Где ты, город-розан —

Волжская береза,

Лебединый крик,

И, ордой иссечен,

Осиянно вечен,

Материнский лик?!

Цветик мой дитячий,

Над тобой поплачет

Темень да трезор!

Может, им под тыном

И пахнёт жасмином

От Саронских гор!

Полтава, день Покрова

Пресвятыя Богородицы

1926

СОЛОВКИ

Распрекрасен Соловецкий остров,

Лебединая тишина…

Звенигород, великий Ростов

Баюкает голубизна,

А тебе, жемчужине Поморья,

Крылья чаек навевают сны,

Езера твои и красноборья

Ясными улыбками полны…

Камень и горбатая колода

Золотою дышат нищетой,

По тебе лапотцами народа

Путь углажен к глубине морской…

Глубина ты, глубота морская,

Зыбка месяца, царя-кита,

По тебе скучает пестрядная

Птица, что зовется красота!..

Гей ты, птица, отзовись на песню —

Дерево из капель кровяных!

Глубже море, скалы всё отвесней,

Плачут гуси в сумерках седых…

Распрекрасный остров Соловецкий,

Лебединая Секир-гора,

Где церквушка, рубленная клецки, —

Облачному ангелу сестра.

Где учился я по кожаной Триоди

Дум прибою, слов колоколам,

Величавой северной природе

Трепетно моляся по ночам…

Где впервые пономарь Авива

Мне поведал хвойным шепотком,

Как лепечет травка, плачет ива

Над осенним розовым Христом.

И Феодора — строителя пустыни,

Как лесную речку помяну,

Он убит и в легкой <белой с>кр<ы>не

Поднят чайками в голубизну…

Помнят смирноглазые олени,

Как, доев морошку и кору,

К палачам своим отец Парфений

Из избушки вышел поутру.

Он рассечен саблями на части

И лесным пушистым глухарем

Улетел от бурь и от ненастий

С бирюзовой печью в новый дом…

Не забудут гуси-рыбогоны

Отрока Ивана на колу,

К дитятку слетелись все иконы,

Словно пчелы к сладкому дуплу:

«Одигитрия» покрыла платом,

«Утоли печали» смыла кровь…

Урожаем тучным и богатым

Нас покрыла песенная новь.

Триста старцев и семьсот собратий

Брошены зубастым валунам.

Преподобные Изосим и Савватий

С кацеями бродят по волнам…

В охровой крещатой ризе

Анзерский Елиазар

Кличет ласточек и утиц сизых

Боронить пустынюшку от кар:

«Ты, пустыня, мать-пустыня,

Высота и глубота!

На ключах — озерных стынях —

Нету лебедя-Христа!

Студены ручья коленца, —

Наше сердце студеней,

Богородица младенца

Возносила от полей:

«Вы, поля, останьтесь пусты,

Без кукушки дом лесной!»

Грядка белая капусты

Разрыдалася впервой:

«Утоли моя печали!» —

Плачет репа, брюква тож,

Пред тобой виновна вмале,

Как на плаху, никнет рожь!»

Богородица прижухла,

Оперлась на локоток:

«У тебя, беляны пухлой,

Есть ли Сыну уголок?»

— «Голубица, у белянки,

Лишь в стогах уснет трава,