Стихотворения и поэмы - [117]

Это мужество роднит доблесть защитников республиканской Испании с их древними свободолюбивыми предками.

В трагедию, состоящую из четырех хорнад, введены Сервантесом интермедии в стихах. На сцене появляются аллегорические фигуры: Испания, Война, река Дуэро, Голод, Слава. Эти аллегорические фигуры произносят речи об Испании сервантесовских времен.

Героическая трагедия «Нумансия» шла в дни борьбы республиканской Испании на сцене как антифашистская пьеса.

Я переписал заново интермедии «Нумансии», которую предполагалось поставить у нас, и добавил новые фигуры Фашиста и Антифашиста. Реку Дуэро я заменил рекой Эбро.

Говорит Испания

Ты, жесткая земля моих нагорий,

Мой жаркий лес и мой зеленый луг,

Как пламенем, охваченные горем

И в пламени исчезнувшие вдруг,

И городов моих семья родная.

Жестокой правды я не утаю:

Перед врагом безжалостным одна я,

И ночь и день бессменная, стою.

О милая Нумансия, когда-то

В годах, подобных доблестному сну,

Тогда в боях еще звенели латы,—

Ты римских лат рубила крутизну.

Ни золотом, ни лестью и ни кровью

Рим не добыл твоей свободы дней,

Тем подвигом, лишенным многословья,

Ты стала мне сейчас еще родней.

А я была обманута своими,

Они к себе призвали новый Рим,

Какое дашь ты этой своре имя,

Ругавшейся над именем моим?

Предатели великого народа,

От злобы обезумевшие псы,

Они позвали псов другой породы,

Чтоб и чужак был нашей кровью сыт.

И Рим пришел. Рим прилетел скорее,

Неся на крыльях ликторский топор.

Как тот топор, рубя испанцам шеи,

Фашистский Рим глядит на нас в упор.

Согнув своих застенком и обманом,

Залив свинцом у непокорных рот,

Увлек одних безумных слов туманом,

Бичом нужды погнал других в поход.

И дикари, что в век Октавиана

Входили в Рим под шкурами рабов,

Как будто бы поднялись из тумана,

Как будто бы восстали из гробов.

И, свастики искривленные зубья

Нося как символ рабского труда,

Нагрянула небес испанских глубью

Германская фашистская орда.

И над моей землею несравненной

Они глумятся, всё испепелив,

Ручьи текут, искрясь кровавой пеной,

Скрипят стволы обугленных олив.

Пощады нет ни зданью, ни картине,

Ни статуе, ни книге — ничему,

Как будто всё, что существует ныне,

Их волей погружается во тьму.

В их словаре такого нет названья,

Как человек, — обычай их таков:

Всю жизнь людей гонять по истязаньям

И — загнанным — не ослаблять оков.

Тогда народ страны моей любимой

Оружье взял — сначала в шквале том

Он умирал с мечтой неукротимой,

Пусть лучше смерть — не слабость

                                                  пред врагом.

Нумансия! Легенда вековая,

Смотри на легендарных храбрецов:

Вот девушка-испанка, умирая,

Не побледнев, глядит врагу в лицо;

Вот юноша, еще не знавший жизни,

А вот старик, вовек не знавший войн, —

И на колени матери-отчизны

Склоняются кровавой головой.

И вот тогда на помощь отовсюду

Пришли бойцы далеких самых стран,

Как человеку, верящему в чудо,

Им помогал могучий океан.

Им помогали травы Пиренеев,

Они пришли, не смывши пыль дорог, —

Они пошли в атаки и в траншеи,

И каждый дрался, умирал, как мог.

Испанию сестрою называя,

Шла доблесть мира к нашим берегам,

И встала гнева туча грозовая

И наши молньи бросила врагам.

Швыряй их, ветер, шли им бурю, море,

Ущелья пусть ловушкой станут им,

Им на голову — камни плоскогорий,

Стволы лесов в лесах нагромоздим.

Знай, Эбро, ты, река моя большая,

Старинных дел великий водоем,

Пускай наш враг всё злобою решает —

Мы доблестью их злобу разобьем.

Ты, Эбро, здесь словам моим внемли,

Мы — старая упорная порода.

Мы защитим свободу всей земли,

Пока жива испанская свобода!

Говорит Эбро

Мать-Испания! Я вижу

Тени вражьих самолетов,

Чужеземцев кровожадных

На высоких берегах.

Мать-Испания! Я слышу

Голос пушек и пожаров,

Клекот танков беспощадных

На замученных лугах.

Прямо в море уношу я

Мертвецов твоих несчетных,

Словно гневом, окружены

Шумной пеной удальцы.

«Вы за что погибли, дети?» —

Вопрошаю я погибших.

«За Испании свободу!» —

Отвечают мертвецы.

Речка малая Харама,

Мансанарес мелководный

Иль водой богатый Тахо,

Блеск Дуэро — взмах ножа,

Вы видали тех испанцев,

Вы видали тех друзей их,

Что дрались, не отступая,

Головой не дорожа.

Мать-Испания! Однажды

Нашей славы батальоны

Тихо к берегу спустились —

Навести к утру мосты,

Кто входил по горло в воду,

Кто по пояс, кто по локоть,

Ставя грузные понтоны,

Ставя лодки и шесты.

И, смотря на это дело,

Обмелеть бы я хотела

Иль пригнать им сверху челны,

Чтоб сапер не горевал,

Силу вод своих уменьшить;

Я их холодом бодрила,

Через их нагие плечи

Перекатывая вал.

Только утро осветило

Берегов моих уступы,

Как, подобные в полете

Черным молньям шаровым,

Бомбы вражьих самолетов,

Воду вспенив, зашвыряли

Окровавленную пену

По настилам мостовым.

И когда мосты взлетали,

Вихрем щепок распадаясь,

В воду прыгали саперы,

И стояли вновь мосты;

Как сестра дивится братьям,

Я дивилась тем саперам,

Что простые были парни

Небывалой красоты.

Проходил народ веселый

По мостам, залитым кровью,

Он с улыбкой не случайной

Шел за правду умирать,

Пусть другие реки мира

Нам объявят перекличку,

Чтобы славу рек испанских

Славой собственной назвать.

Я хочу услышать голос

Хуанхэ, реки храбрейших,

Вод китайских ветерана —

Шум Янцзы, как шум грозы,

Я хочу услышать голос

Рек маньчжурских, абиссинских,