Стихотворения и поэмы - [116]

Вот их кони, как лани,

Ступают в дубравах ползущих,

Вот их жизнь, как ольшаник,

Становится гуще…

За деревней — леса. На пустом расстоянье —

Часовые с кокардой зовущей.

Как пейзаж лес не нужен совсем,

Люди сумрачны слишком,

Ночь их варит под крышкой

Стопудовых котлов, но Самсоньевский нем.

Спотыкаясь о корни,

Кони яму обходят правей,

Но Самсоньевский просто зловещ,

Загляделся на повод, как навязчивый шорник,

За копейку купивший непродажную вещь.

Если б лес этот встал, завопив,

И лесничих сожрал, как корова грибы,

На порубщиках их же топор иступив,

И охотников сжег ворохами крапивы —

Всё равно — не уйти от судьбы!

В большевистской вселенной

Он поденщика ниже,

Он сплеча ненавидит низы —

Он, как торф, догорел до измены,

Он, как пень, оголен, как ветви, обижен

Превосходным презреньем грозы.

Деловито, что хуторяне,

Морды коней набок кривя,

Всадники жмутся — дым совещанья

Заворачивается на поляне,

С куревом вместе — тает в ветвях.

Жизнь загустела, вздыбилась горкой,

Лесом покрылась для игрищ ночных,

Вот он — азарт! Но с такой оговоркой,

Что каторжанин счастливее их.

…Рысью меж деревьев — травы веерами,

Белой ночи в небе колеи,

Рокот затворов — погоны с номерами,

Голос через гриву: «Смирно! Свои!»

19

Сон переживал последнюю историю —

Предутреннюю вялость, недоступную перу,

Когда неожиданно, как смерть на плоскогорье,

По ставням забегали десятки рук.

Красноармейцы путались в подсумках,

Бились в шинелях, рукавов не находя,

«Белые в деревне!» — звенело, как по рюмкам,

По стеклам, иголками в головах бродя.

Батальона не было — вылезали тени,

Тени страшились того, что впереди,

Хриплого значенья стреноженных волненьем

Слов командирских: «Сдавайся! Выходи!»

Какой рябиной в будущем Подарит осень или

Какие облака — не кровь ли с молоком?

Вопросы тишины упали грудой щеп —

Забор оброс тоской, как подворотной пылью.

Кто не нашел сапог, сдавался босиком.

Самсоньевский, нежась в золоте погон,

Красным билетом махая, нарочно

Рвал его на части, плюя на картон,

Ничем не повинный, но гордый и в кусочках.

Выра обернулась берлогой, оврагом,

Где путник попадает на волчий бал.

Падает Калинин, Купше — с отвагой,

Падает Таврин, пробитый как бумага,

И враг его слетает, что камень, — наповал.

Воскреснув, врывается само янычарство,

Стирающее расу, привычки, лоск — насквозь,

Швыряют людей, их режут, как пространство,

В них шпарят, как в доску, и в мясо, и в кость.

И тут же целуются, тут же скулы

Подернуты дрожью у пленных, как у дев.

Артачатся лошади, и тащится сутулый

Царский семеновский марш, обалдев.

…К штабу запылили балахоны,

Криками набухла кутерьма —

Это смерть, махнув на все препоны,

Приближалась, прячась за дома.

20

Что ж истины доверья?

Их смерть всегда мгновенна.

Осталось хлопнуть дверью

И выйти на арену.

Схватить за горло, вклинить в мех

Золотовражий пальцы,

Остаться у друзей в уме

В порядке регистрации.

И завещать — что завещать?

Когда никто не смел прощать,

Любая мстящая праща

Не уставала верещать —

И голова желтком во щах Купалась…

Что здесь завещать?

21

Ракову даже не нужно было

Последнего слова — дулом водя,

Шаркал пулемет, как танцор, — относило

Шарканье каплями тончайшего дождя.

Что еще заметить напоследок,

Кроме гильз стучащих, кроме

Бревен потолочных, кроме объедков

Хлеба на растерзанной соломе?

В мире не осталось сожаленья —

Шквал огня по дому одному —

То не просто злость, а исступленье,

Выход в допотопнейшую тьму,

То не поединок — преступленье,

Шквал огня по дому одному.

Хоть бы кто — лишь хобот пулемета,

Хоть бы слово — вражья трескотня,

Хоть бы знак — хоть тряпка на воротах,

Голос друга — шквал и западня.

Так с курьерского прыгнувший наземь

Видит, летя сквозь кустарный лом, —

Точно медалями, точно призами —

Насыпь, усеянную щебнем и стеклом.

Насыпь, холодную, как спина,

Боль полосует, в ребрах натужась,

Это не отчаянье и даже не ужас —

Это готовность лететь до дна.

Сердце заплывает в удар еще,

Время иссякло — люди ни при чем,—

Только беспорядочная глина в товарищах,

Только репейник случайный на плечо.

22

Оно отмирало, сиянье полночное,

Как выхухоль зыбкая, прячась,

Когда в моховине, по зыбкости кочек,

Ступая в грязи наудачу,

Брели одиночки, хлебнувшие горя,

Красноармейцы предательских рот,

С гиблым лицом, как подмоченный порох,

Они изучали фарватер болот,

Они, превращенные случаем в сброд,

Бежали от белых, а было их сорок…

УЛИЦА ИМЕНИ РАКОВА

Дома, стоящие служебно,

Углы с коммерческой весной,

Из них восходит запах хлебный

И солнца сытости иной.

Доски прибитой не касаясь,

Судьбы, висящей наяву,

Проходит жизнь внизу, как зависть,

Как бык — на свежую траву.

Тьма пешеходов в пену канет,

Но им, во всем не знатокам —

Подобно лунному вулкану, —

Причина чести далека.

Партиец, может, вспомнит имя,

Школяр, сомненье задержав,

Заснет над строками седыми,

И есть в музеях сторожа…

Над Вырой вечность дует в перья

Легенд, на мельнице времен —

И всё же в мире есть доверье,

Да будет лозунг повторен.

Я доверяю простодушно,

Косноязычно, может быть,

Но без него мне было б душно,

Как душно жить всю жизнь рябым.

Слова ж горят из всех отдушин,

Ты слышишь плеск их, храп и хруст,

Но входит ночь — словарь потушен

И, если хочешь, входит грусть.

1927

497. НУМАНСИЯ

Пьеса знаменитого автора «Дон Кихота» Сервантеса «Нумансия» представляет эпизод борьбы Древнего Рима с Испанией. Трагические подробности осады города Нумансии римлянами показывают нам неукротимую борьбу за свободу испанского народа, его мужестве и презрение к смерти.